Чёртов номер-будуар, шторы в нём как занавес в театре, а позволять себе глядеть в стекло балконной двери – и некогда, и нельзя по всем правилам. Что ж, раз делать нечего, придётся набраться терпения и…Чёртов номер-будуар, шторы в нём как занавес в театре, а позволять себе глядеть в стекло балконной двери – и некогда, и нельзя по всем правилам. Что ж, раз делать нечего, придётся набраться терпения и ждать эти резиновые доли секунды, пока бластер вырежет это распроклятое оконное стекло, чтоб можно было войти внутрь. Кабы не растянулось это занятие на страшные минуты – думать о том, что Джина осталась наедине с Эридой Дорас, Скайстон спокойно не мог и не смог бы даже если бы у него была возможность понять всё аргументы своей милой, под довлением которых она совершила это отчаянное безрассудство, выкинуть его прочь, чтоб пообщаться с упырихой лично. Он смог заставить себя не рехнуться от ужаса, понимая, сколь это опасно, но ждать был физически не способен – и боялся опоздать ещё сильнее, чем когда мчался в Лигаполис навстречу неизвестности. Ещё очень сильно и некстати мешали отвратительные воспоминания о тех зверствах, что вытворяли с ним клевреты слуги Белиала в ночь, едва не стоившую ему жизни и чести – и факт наличия ридикюля с жетонами тех несчастных лётчиков, кому так не повезло – выжить. Вероятно, бедняги погибли, не вынеся кошмаров адских пыток, согласившись на то, что с ними делали – и осудить бы это «малодушие» Скайстону никогда бы не пришло в голову, скорее, ему быстро пришло бы в голову лично умучить тех, кому бы оное в голову пришло – он знал, что таких найдётся множество, если что… Если Джина погибнет на этом рандеву, весело отыгрывая роль доминантной самки, решившей подраться за своего самца, дабы доказать себе свою крутизну – будет чем заняться, прежде чем застрелиться, право, на кой чёрт ещё нужна эта нелепая жизнь, если в ней не будет той, что зачем-то столько раз спасла её. Впрочем, насчёт самозастрела это мы с тобой, Саймон Флэш, загнули, конечно – застрелить нас с тобой всегда кому найдётся, и не по разу.
Какого чёрта Сарисса столь богатое место, что стекло у них дорогое, без точек, неужели так и поставили литое сплошь из уса, что выращивается без дислокаций в кристаллической решётке?!!! Батарее нужна пауза для перезакачки, а расколоть это даже десантным ножом не представляется возможным, дело вообще дрянь! Впору завыть диким зверем с отчаяния и тоски. Темпл с тоской смертника приник лбом к ненавистному сейчас покрытию, бормоча про себя одну молитву за другой и боясь, что огонёк заряжённого бластера вспыхнет тогда, когда уже поздно будет что-то исправлять. Вечно Джине охота погеройствовать – и почему, почему он не предвидел в эту поездку, что так может получиться? Перед глазами всё задрожало – накатились самые настоящие слёзы, ужасная в своей простоте вещь, спутница одиночества и пустоты впереди. Неужели всё погибло – и он тоже? Как теперь возвращаться на Гардар, в те озёра, которые всю жизнь хотел Джине показать, и в которых они плескались по умопомрачения, как он когда-то мечтал? Даже на борт «Демона» невозможно будет ступить – там они познакомились, там и всё случилось нынче… Нет, в этот раз Темпл уже не сможет подняться самостоятельно, и даже долг офицера космофлота не сможет растолкать его – тем более, что этому случиться так и не довелось, стать настоящим офицером. Отдайте мне хотя бы Джину, я уже не мечтаю о мундире, который у меня так подло отобрали, отдайте Джину, она ни в чём не виновата! Спасите её, она не сделала ничего плохого, просто связалась со мной!
Огонёк так и не зажёгся – похоже, не батарея села, а подгорел основной контур, а это почти смерть оружию. Темпл уже открыл рот, чтоб выпустить наружу вопль смертельно раненого зверя, но в этот момент в нос ударил резкий запах жжёного можжевельника, которому было просто неоткуда взяться здесь, на высоте нескольких этажей. В голове прозвучал некий знакомый голос – тот самый, что подсказывал ему в тот вечер, когда в руке оказался паспорт на имя Вальтера Рейнхарда. «Не бойся, молоденький, всё будет как надо», — прозвучало покровительственным тоном с добродушно-весёлым апломбом. Недорезанный пролом в толще оконного стекла отеля как будто на краткое мгновение заволокло белесым туманом, а затем всё наваждение бесследно растаяло. Это было уже слишком для никаких нервов Темпла, и он совершенно машинально поднял руку с зажатым в ней бластером, чтобы тупо повторить те движения, что делал, пока луч разряда не погас. Оттого никаких нервных импульсов, не говоря уже об эмоциях, которое уставшее сердце просто не смогло сгенерировать, не возникло даже тогда, когда из направляющего жерла вырвался сноп порыжевшего ровного пламени и впился в холодную прозрачную стену. Когда отрезанный наконец-то пласт с тихим стуком лёг на пол, и стало возможным запрыгнуть в комнату, эмоций тоже не успело возникнуть – как известно, фраза «меня колбасит» есть последние слова жертвы мясокомбината, и это вовсе не чёрный юмор досужих сплетников. Позже, много лет спустя, когда Скайстон привыкнет не только к белому плащу и перчаткам, но и к обращению «монсеньёр», он будет неторопливым вальяжным тоном говорить, что одно из самых страшных мгновений в его жизни было как раз то, когда он должен был отдёрнуть штору в отеле «Солнце Сариссы»… Но тогда, в это мгновение, для него не существовало никакого будущего. И он не знал, существует ли в этот момент сам.
Позже Темпл силился припомнить и почти готов был согласиться, что какие-то вопли его уши могли слышать и наверняка слышали истошный крик: «Вальтер Рейнхард, не надо!». Вполне может быть – но позже. Скорее всего, едва его мозг осознал, что Джина вполне себе жива и даже не ранена, то сразу потерял способность анализировать и воспринимать что-то ещё. Со стороны же всё выглядело хоть и величественно, но вполне себе спокойно – Скайстон сделал несколько шагов вглубь комнаты, чтобы поближе подойти к происходящему. А происходило следующее – если бы у этой сцены был другой свидетель, он, скорее всего, счёл бы её возмутительной и циничной, недостойной и отвратительной – и т.п. Тело Эриды с выкаченными глазами и покусанными в кровь губами корчилось на полу в конвульсиях – именно тело, поскольку душа этого монстра была парализована страхом чего-то ведомого полностью только ей. То, что кровь была чуть видна также на правой ладони, сразу в глаза не бросалось и оказалось замечено Темплом несколько позже, когда, отогнав гордо торжествующую девушку, он приступил к детальному осмотру ещё вполне себе живой и даже пришедшей в ясное сознание упырихи в человеческом обличье. А отогнать Джину было необходимо, ибо та напоминала малого ребёнка, упорно доискивающегося до сути дела, причём с детским же отсутствием всякой жалости настойчиво толкавшую носком туфли подбородок своей недавней собеседницы:
— Ну ты, чего разлеглась-то как попало, вставай уже, чертовка проклятая, что там у тебя такое, отвечай!
— Лучше ты мне ответь, что ты умудрилась тут сделать без меня, озорница! – тихим рыком прошипел Скайстон, как можно суровее блеснув на подругу стальными глазами пилота, наводящего прицел.
Порез на руке Эриды был небольшим, но подозрительным – с посиневшими краями, как от смеси «Проклятья Аттиса»… Попав в кровь даже при поверхностном надрезе эта адская рецептура уже не выводится из организма никаким антидотом, и единственное, чем можно помочь пострадавшему в этом случае – быстро убить его, потому что при общем параличе речи и часто – конечностей яд причиняет ужасные мучения, длящиеся часами, а то и до полусуток. Скользнув взглядом по будуару, Темпл заметил одиноко лежащий у прикроватной тумбочки шурик размером с половину ладони взрослого мужчины, и сразу понял, в чём дело. Поклонники Белиала любят держать такие страшные вещи в ближайшем доступе – вот, раскрытая шкатулка с украшениями, должно быть, на деле была хранилищем для этого гламурного оружия, коим побрезговал бы всякий честный и даже не очень шпион – уж очень опасная штука такой яд в быту, да и крупное это пятилучёвое лезвие слишком, чтоб таскать его при себе. Но если нынче здесь кого-то ждали для постельных утех – то порезать любовника отравленной металлической звездой как раз входит в набор игр такой штучки, как Эрида. Демоница явно собиралась метнуть его в гостью и отчего-то порезалась им сама – или понервничала, или действительно увидела Вальтера где-то рядом. Интересно, а ей он в каком виде показался? – мелькнула вялая мысль, кажется, мозг начал обретать способность думать…
— Да собственно, ничего, — почти обиженным тоном проговорила Джина. – Я ей объяснила, зачем пришла, она очень испугалась, хотела мне что-то отдать, а потом завизжала как свинья на бойне и стала вот такая, некоммуникабельная совсем.
Скайстон с горьким вздохом покачал головой, всхлипнув, как детстве после двухчасового бега в надежде встретиться с матерью и слишком поздно узнав, что всё было зря – рассказывать сейчас о мере настоящей опасности, которой чудом избежала Джина, не было никаких сил.
— Ты зря обижаешься на меня, — рассудительно ворковала над ним Джина тем временем. – Пойми же, мстить за тебя положено не тебе, а другому человеку, это всегда так. Это действительно уже было моё дело – коль скоро ты остался со мной.
— Дура! – взревел Темпл, закрыв лицо ладонью и резко вставая на ноги. – С твоей манерой вести дела я бы сейчас остался без тебя, кабы не кое-кто, кому не лень было явиться сюда с того света. Вечно ты лезешь чёрте-куда, что за несчастье, право… — нужно было хоть как-то справиться с севшим дыханием – сердце расшалилось уже не на шутку и начало грохотать, летая внутри по всей длине роста тела, видимо…
Руки Джины довольно приятно обвились вокруг его шеи, — и сил скинуть их решительно не было.
— Всё ведь хорошо, что хорошо кончается, милый, успокойся, — продолжила разливаться милой сиреной подруга, явно вознамерившись раскрутить его на поцелуй. – Мы оба шли на правое дело, поэтому ничего плохого случиться не могло.
Эта наивная логика окончательно убила исстрадавшееся существо Темпла, поэтому против поцелуя он протестовать не стал, беспомощно уронив руку с лица. Но заметил, что это действо наблюдает поверженная упыриха – и явно осознанно, вот только зрелище это причиняет ей боль едва ли не большую, чем яд, неторопливо убивающий её, и не отказал себе в удовольствии повторить уже по своей воле, к великой радости Джины. Наконец-то стало спокойно и хорошо, будто не было вообще только что пережитого ужаса.
— Я люблю тебя, дорогая, — произнёс Темпл вслух, отчётливо осознавая, что делает участь врага ничуть не менее плачевной, чем та, что была уготована им ему. – И обязательно ещё не раз спою для тебя. Может быть, найдём для уединения более симпатичное место, а? – и для улыбки победителя уже не понадобилось никаких усилий – глаза Джины успешно помогли ей появиться, девушка ведь действительно не думала в этот момент о том, что её видит не только она.
Надо было ещё по-хорошему устроить добротный обыск – но увы, заниматься этим полицейским делом в присутствии Джины было уже невозможно, так что придётся оставить эту работёнку своим шпикам. Вряд ли они найдут ещё что-нибудь более серьёзное, чем то, что уже лежит в кармане куртки, а если и найдут – то с удовольствием состряпают версию о самоубийстве в результате помешательства. Поможем им в этом – оставим подгоревший бластер на полу, а на нём – отпечатки пальцев Эриды, вот так… Чего? Огонёк регулятора так и не горит?! И досыл оплавлен фатально? Но как же бластер только что мог тогда работать, будучи уже погибшим?! Ах, это из тех вопросов, на которые ответа лучше не знать даже…
Теперь галантно раскланяемся и подадим руку подруге – чем мы хуже принца Рауля в таком деле, а? Верно, Джина, ничем.
Уже на пороге номера с губ Темпла слетел шёпот, не слышный никому:
— Спасибо за помощь, Вальтер…
«Увидимся», — тем же голосом раздалось в голове на краткий миг. Как и следовало ожидать, спокойствия это предвещать не могло. Однако стало чуть легче – как будто сбил четвёрку истребителей Лиги… или больше. Если выживем, напьюсь в хлам, короче.
Оставаться в ресторане отеля не хотелось, и Темпл поторопился выйти на людную улицу через их выход. Однако здесь стало ещё хуже – спина легко различала аж трёх наблюдателей за собой с разных точек, и это не были следы камер или тех, кто ими в данный момент пользовался… Что ж, или следят тупицы, или на хвосте уже и киллеры. Тем не менее, ситуация ещё не сложилась в бесперспективную, и пока уж очень мрачная перспектива не ощущалась – пока. Или врагов смущает наличие Джины рядом – странно, обычно оно никого не смущает в этом случае – или она права, поскольку приносит мне удачу. А что, если обнаглеть и вовсе не прятаться, пусть подивятся, как известно, наглость – второе счастье? Так и поступим, не будем брать транспорт и продефилируем прогулочным шагом до угла, а там посмотрим, как отреагируют.
Нет, право, это уже запредельная наглость, парень – перегородить мне проход собственной грудью, а ну как я сорвусь в истерике и ударю? Чего смотришь так пристально, а? – нет, не ударю, сам ещё не знаю, почему, но не стану…
— Аккуратнее, любезный, я мог Вас сбить с ног, — ослепительно улыбнулся Скайстон мажорному гуляке – эге, так это он меня разглядывал при входе в отель, интересно, сколько ещё штук с ним здесь… стоп, я знаю этого парня откуда-то ещё, но кто же это, а? – Здесь нынче очень много народа.
Почти чёрные глаза смотрели на него почти с тревогой, но без всякого негатива…
— Да, и я искал Саймона Флэша, сударь, — очень тихо прошелестел волне себе искренне озабоченный баритон. – Времени в обрез нынче, понимаете, а дело срочное. Ветер подул, — и непрошеный собеседник выразительно пожал правым плечом.
Услышав знакомую фразу, известную всем контрабандистам и не оставляющую иных толкований, Скайстон инстинктивно глянул краем глаза в том направлении – к входу в отель споро двигалась пятёрка вполне себе цивильных парней в классических костюмах с нарочито незаметными чертами лица, которые так сложно будет запомнить всякому, кто их увидит…
— Думаете, прохожие Вам в этом помогут? – столь же непринуждённо и радушно улыбаясь, ответил Темпл, чуть поворачиваясь влево, чтоб заслонить спиной Джину – и сразу почувствовать, что поток внимания следящих теперь плещется на лбу… втрое сильнее. – Кажется, я слышал это имя, но, право, не знаю…
Занятно – а ростик у парня едва ли не чуть больше, но из-за чёртовой спортивной куртки он кажется даже шире, чем сам капитан «Демона», но чего он боится, аж мигает мне медленно?
— Пригни голову, если жить хочешь, мсье Видгар, — едва слышно прошелестел неопознанный пока молодой человек, — до угла я тебя прикрою, делай вид, что болтаешь со спутницей. Там уже или отстанут, или нападут открыто.
— Какого ч… — едко взялся шипеть Темпл и осёкся, выполняя указание, и троица неспешно зашагала в прежнем направлении, прочь. – Ты бы хоть представился, что ли, я не могу тебя вспомнить.
— Ах, да, — спохватился спутник совсем по-мальчишески, — Вы же могли меня забыть уже, Саймон, простите. Я Имре Флэйк, сын клоуна, которого Вы спасли.
Скайстон задумался на несколько секунд, с трудом вышаривая фамилию в уголках памяти…
— Чем это я его спас-то вдруг? – проворчал он наконец. – Подумаешь, выпили – у старика было очень скверное настроение, но вечерами это бывает.
— Зачем скромничать? – с тихим теплом, отдававшим светлой грустью, произнёс Флэйк. – У отца был последний в жизни выход, я не смог к нему тогда приехать, и бедолагу прямо на сцене накрыл приступ отчаяния. Всё бы кончилось очень плохо, кабы из толпы зрителей не выпрыгнул один, с которым отец проговорил до утра – а узнав, что кто-то потерял в молодости голос, устыдился и взял себя в руки.
— Хорошо, положим, оно было так, но кто сейчас нас держит на прицеле? – сурово процедил Темпл.
— Тройка молодцов, которых можно смело списать – у них задача убрать Видгара Аронаро, — почти беззаботно ответил спутник. – Я их координатор – когда они поймут, что ситуация изменилась, могут шмольнуть и по мне, но мы успеем их опередить, не сомневайтесь, прошу Вас.
— Каким образом ситуация изменилась? – взяв голосом заметно высоко, поинтересовалась Джина.
— Я же не знал, что Видгар окажется Саймоном, — рассудительно пояснил Флэйк. – Поэтому я просто меняю команду, я так решил. Люблю иной раз сам принять решение, знаете ли.
— И на кого ты работаешь на деле? – совсем спокойно осведомился Темпл, ощущая, как внимание следящих сменяется нервным недоумением.
— Теперь уже только на себя, — с тихим вздохом произнёс собеседник как будто совсем непринуждённо. – Тоже надо иногда, честно скажем… так, некогда детали обсуждать! – и он вполне ощутимо толкнул пару за угол – Темпл с Джиной по инерции пролетели пару метров в сторону, а сам он загородил собой полностью направление и от души нажал что-то в кармане куртки. – А теперь возьмём немного темпа – здесь может быть другая группа, о которой я не знаю, но если что, светиться с выстрелами не хотелось бы. Лучше снова наденьте очки, Саймон, так Вас хуже видно. Дама, спрячьте у него лицо на груди – и двигайтесь вон до той арки, там будет уже безопасно. Идите уже, — почти попросил он, приваливаясь спиной к стене здания.
— Ты будешь в порядке? – деловито спросил у него Темпл, выполняя указания.
— Конечно, — грустно улыбнулся молодой человек. – Даже не соскучимся, правда.
За ампирной аркой был какой-то проход в палисадник-парковку, но выбирать было не из чего – и через десяток-другой метров обозначился микроавтобус, и не то хозяин его, не водитель явно хотел пообщаться… Впрочем, коренастый стриженый крепыш в столь же безликой спортивной амуниции вёл себя гораздо вежливее. Он просто очутился рядом, не перегораживая проход, и ослепительно улыбнулся – и сомневаться в том, что был искренне рад, не пришлось, хотя Скайстон уже был изнутри похож на дикого пса с поднятой на загривке шерстью. Особенно это ощущение усилилось, когда он услышал своё имя из этих крепких уст – что-то смутно подсказывало, что неопознанный сероглазый шатен с ровными чертами лица или военный, или хотя бы полицейский…
— Хвала Господу, Скайстон, Вы целы! Я Кен Курио, помните меня? – он сказал это совсем негромко, но виртуальная шерсть понемногу стала укладываться. – Прошу Вас, уделите мне чуток времени.
Темпл неторопливо вздохнул, чтобы успокоиться и проверить таймер опасности – кажется, он утих наконец где-то внутри. Да, прошло десять лет, мальчишка вырос во взрослого, но изменился мало – просто Темпл и не подумал бы о нём, не узнал бы и прошёл мимо. Хотя это было и очень неожиданно, встретить сына директора ресторана, в котором студент Академии подрабатывал себе на жизнь и однажды ему её же возле него и сломали, но Скайстон помнил, что эта семья очень старалась, чтобы найти его, когда он исчез после похищения поклонниками Белиала, а также из кожи вон лезла, пытаясь повлиять на ход дела о нападении на окружного прокурора – любовничка Эриды, как оказалось после. Иногда может случиться всё, что угодно – и сколь бы оно не казалось забытым и оттого странным, Темпл, почувствовав наконец хорошее, успокоился.
— С каких это пор Кен, ты меня так поВЫсил, что уже и выкаешь? – Скайстон просиял совсем тёплой улыбкой и по-приятельски подмигнул. – Я что, так сильно постарел за эти годы?
— О, нет, — парень так и полыхнул самым настоящим счастьем, склонившись очень почтительно. – Просто я понимаю, что меня можно было и забыть за столько времени, Темпл.
— Как ты оказался здесь у меня на пути? – непринуждённо осведомился тоном старшего брата Скайстон.
— Не ты один видал репортаж, Темпл, а я ведь верил, что ты жив, — выпрямившись, деловито пожал плечами Курио. – Я очень рассчитывал, что у меня получится, и не ошибся. Думаю, встретить тебя мне помог наш талисман, право – он у меня с собой, не желаешь получить или хотя бы взглянуть?
— Хочу взглянуть сначала, — с царственным кивком ответил Темпл, обнаружив про себя, что не понимает уже, о чём может быть речь, слишком всё поблекло в памяти.
— Изволь, — с аристократическим достоинством снова поклонился молодой человек и двинулся к авто, чтобы открыть салон. – Она тебя уже заждалась, надо полагать.
Джина воспользовалась этой паузой, чтобы спросить так, чтоб слышал только Темпл:
— Это тот самый мальчик, которого ты вытащил из реки когда-то? – и, получив в ответ легкий кивок, вздохнула уже спокойно, обняв своего мужчину за талию.
И это тоже оказалось кстати – когда Скайстон увидел то, что было справедливо названо талисманом, он почувствовал, что земля по ногами самую малость, но качнулась – джитара с его автографом, на которой столько вечеров было пережарено со сцены ресторанчика Курио-старшего, да и немало часов убито на прогулках студентов Академии… Трогать перчатками инструмент – тем более этот, где те лады и струны, что снились даже ещё и в тюрьме, было просто святотатством, и прежде, чем принять ладонями корпус старой боевой подруги, Темпл освободился от белого покрытия на руках.
Где-то в неизвестных глубинах мироздания что-то упало или даже взорвалось – во всяком случае, время точно застыло на несколько мгновений прочным монолитом, и без катастроф обойтись в мире просто не могло. Когда артефакт находит избранного – схлопывается калейдоскоп некоторых параметров в самой Вселенной, и она меняется мгновенно и необратимо. Именно такое поистине сказочное событие и произошло сейчас, как бы просто и по-будничному оно не выглядело для постороннего наблюдателя, кабы такой сыскался. Но случилось так, что постороннего не нашлось, а Джина и Кен отлично понимали, что происходит совсем не будничное событие, на которое пока ещё долго внешне как будто не будет реакции – но на самом деле глобальное превращение уже случилось здесь и сейчас, за несколько секунд, пока Темпл молча взял в руки инструмент, словно бы только для того, чтоб убедиться, что это на нём ему приходилось играть два года почти каждый день. Скайстон прижал джитару к груди на несколько секунд, прикрыв глаза, чтоб переждать неловкий момент, когда в правом глазу ощутимо и настойчиво защипало. Он сам, молодой, крепкий и поющий, честный и знающий, что ничего плохого с ним произойти не может, пока он радуется жизни и держит удар, встретился с собой, еле живым после стенда для пыток, одиноким и отчаявшимся окончательно, с сорванным уже десятилетие как голосом, без сил и желания жить. От встречи явно что-то незаметно для окружающего мира вспыхнуло – и зажглось тихим и ровным пламенем, которое уже нельзя было однажды погасить – ведь уже вернулась Джина и голос, а теперь ещё и это, Кен и джитара… Может, у меня будут ещё настоящие, белые крылья, а, Вальтер? Можешь не отвечать, я понимаю, что ты занят.
— Нужно сыграть уже и отметить это дело, верно, Кен? – резко открыв глаза и радуясь про себя, что по щеке не потекло, с озорным добродушием сказал Скайстон. – Разрешаю тебе поводить малость сегодня.
— Ну так… — заметно зардевшись, молодой человек вытянулся в струну. – Присаживайтесь, босс, да поехали!
