Я помню — когда-то, играя в осень
Мы делали из помертвевших листьев венки.
Я помню: считала. Шесть-семь-восемь.
И снова писала об этом
Стихи.
Мы делали из помертвевших листьев венки.
Я помню: считала. Шесть-семь-восемь.
И снова писала об этом
Стихи.
Я помню — по дурости шелест глотали
Кленовый, осиновый, всякий разный.
Я помню — и это я тоже считала.
Пятнадцать осиновых.
Полностью красных.
Я помню — нечаянно, снова влюбилась.
Поверьте, я знаю, я даже не вру.
Я помню — однажды, тогда до рассвета билась
Понимая: останусь как прежде — ни с чем и мертва.
Но лишь поутру.
Я помню — осталась сидеть на тропинке
прожёвывать высохший, пресный шелест.
Наверное, зубы почувствуют вереск.
Я помню — на щёчках тогда чуть растаяли льдинки.
И больше мне не с кем сыграть было в осень.
Я снова считаю: одиннадцать-тысяча-сто-тридцать-восемь.
И вдруг мне положено было загнить у цветов?
И вдруг не услышу я струн тихий зов?
Ведь не с кем играть мне в любовь.
Я помню — пожалуй, я слишком много помню
Уж лучше, простите, давиться падшей листвой
Запью-ка осиновый шелест кровью.
Произнесу самый лучший тост, переполненный болью:
\»Ты — герой. Ты — герой. Ты — герой. Но не мой.\»
