В номере:
Л. Андреев
Л. Афонин
Л. Василевский
Вл. Маяковский
Т. Буевич
………………..\»Посмотришь…В номере:
Л. Андреев
Л. Афонин
Л. Василевский
Вл. Маяковский
Т. Буевич
………………..\»Посмотришь вокруг себя на
…………………то, что делается теперь, и
…………………испытываешь ужас не перед
…………………ужасами войны, а перед тем,
…………………что ужаснее всех ужасов —
…………………перед сознанием бессилия
…………………человеческого разума\».
………………………….. Анатоль Франс
Иду по берегу Орлика. Над водой нависают ракиты, вдалеке сияют позолотой купола Михаила Архангела. Когда-то по этому берегу бегал, играя в индейцев, Лёня Андреев, Лёнушка, Коточка, как называла его мать. Вот и Пушкарная улица, где он родился и где до сих пор стоит его дом.
Анастасия Николаевна жизнь свою посвятила детям и мужу. Шестеро ей дал Бог вырастить, четверых похоронила в младенчестве. Более всех любила она своего первенца, сочиняла ему сказки, рисовала с ним его первые картинки. У них установилась какая-то особенная близость, о которой впоследствии писатель скажет ей: «Пятьдесят лет, знаешь, — это не мало, а мы с тобой почти 50 лет вернейшие друзья, начиная с Пушкарной… И что бы ни случилось с нами, куда бы ни заносила нас судьба, высоко или низко — никогда мы не теряли с тобой самой близкой душевной связи. Приходили и уходили люди, а ты всегда со мной оставалась, всё та же — верная, неизменная, единственная. (…) И, конечно, твои отношения с другими детьми иные, нежели со мною, хотя любишь ты их так же сильно. То для тебя только твои дети, а я, кроме того, твой друг и единомышленник».
Анастасия Николаевна Андреева, в девичестве Пацковскя, была из шляхетского рода, отец её перешёл в православие и стал священником. Своё раннее влечение к литературе Леонид Андреев считал наследственным по материнской линии. Настенька Пацковская не имела образования: но её пылкое воображение, добрая душа и любовь к детям, стала той питательной средой, на которой подрастал будущий великий писатель России. Вероятно, эта любовь не дала огрубеть детской и юношеской душе, оградив её от жестокости и грязи окружающей жизни.
Лёнушка выучился читать в пятилетнем возрасте. Андреев вспоминает: «Самые интенсивные переживания мои в детстве связаны были с книгами. Какая значительность была за каждым словом! Помню слово: «Бова». Что особенного, кажется, а ведь тогда трепетал перед его громадными печатными буквами. А та свежесть впечатлений, которая кажется теперь каким-то чудом! Известная басенка о путешествии соломинки, лаптя и пузыря заставила, помню, хохотать меня до того, что я свалился под стол».
В раннем подростковом возрасте пришло увлечение Андреева романам Майн Рида, Жюля Верна, Фенемора Купера… Он читал, спрятавшись от всех, на крыше отцовского дома, здесь впервые пролил он слезу над героями Диккенса. «Как-то странно сливались во мне две жизни: одна ясная, солнечная, простая, истинно детская; другая, на почве книги, — сумеречная, таинственная, почти мистическая. И все были радостны», — напишет он, став писателем.
Будучи гимназистом Андреев начинает писать стихи; однако, не находит поддержки и одобрения у своего преподавателя. Спустя много лет, размышляя об учителях словесности, он напишет: «быть ли окончившему гимназию надолго или навсегда олухом царя небесного, или же вступить в жизнь с богатыми зародышами дальнейшего умственного развития… В руках именно этого преподавателя находится право и счастливая возможность ответить на самый важный вопрос воспитания, направить ум учеников в сторону спячки или умствования…».
Большой удачей в жизни Андреева было знакомство с Н.А. Антиоховым-Вербицким, приехавшим преподавать словесность в Орёл из Полтавы. «Читал он литературу свободно, по-профессорски, вёл себя с учениками вне класса как товарищ», вспоминает один из его учеников в черниговской гимназии. Его произведения выходили в печати на русском и украинском языках. Обвинённый в дурном влиянии на учеников, Вербицкий был вынужден уехать из родного города.
Самоотверженные учителя с искрой Божию педагогического таланта! Отчего почти всегда вы остаётесь в забвении, в тени своих учеников? Не вам ли они в значительной части обязаны своей известностью?
Вербицкий выделял гимназические сочинения Андреева. Вечерами гимназисты собирались у него, ведя литературные беседы за чаем и читая стихи современных поэтов. Более всего привлекала тогда молодёжь и преподавателя поэзия Надсона. Уже на склоне своих лет Андреев скажет: «Плоха та молодость, которая не чувствует Надсона».
Ради справедливости стоит сказать, что в гимназиях дореволюционной России преподавали люди с университетским образованием, многие из них прекрасно знали несколько европейских и древних языков и вели целый ряд предметов. Система образования старой России требует сегодня своего внимательного рассмотрения. Нельзя утратить то хорошое, что было в ней накоплено и затем перечёркнуто, как ненужное, революцией.
Весенними вечерами гимназист Андреев проносился по тропинке вдоль Орлика и по родной Пушкарной улице на велосипеде, вызывая восторг и зависть ребят бедной окраины. А на другом берегу реки стояли так поэтично манившие его дворянские особняки, цвели сады, «где-то рокотал рояль», и «мелькали белые воздушные фигуры и звонким смехом обрывали на полноте соловья».
Начались волнующие и томительные философские искания. Этому способствовала и ситуация в стране: освобождение крестьян, рост либерализма и последовавшая за ним реакция.
«В те годы дальние, глухие
В сердцах царили сон и мгла:
Победоносцев над Россией
Простёр совиные крыла»,
— напишет об этом времени А. Блок.
Гимназист Андреев увлекается сочинениями Эдуарда фон Гартмана и Артура Шопенгауэра. Л.Н. Леонид
Афонин пишет: «Входивший в царство философии через врата трагического пессимизма Шопенгауэра, Леонид Андреев навсегда сохранит к нему интерес, будет не однажды перечитывать его главную книгу. В 1901 году он скажет о нём неожиданно: «Никогда не верил я так в жизнь, как при чтении «отца пессимизма» Шопенгауэра: человек думал так — и жил. Значит, могуча и неистребима жизнь».
Глубоко проникают в душу будущего писателя идеи Гартмана: «скорбь бытия лежит в самом бытии», «небытиё мира предпочтительнее его бытия». Философ предсказывает катастрофу всего мира, к которой идёт человечество.
Весной 1904 года, уже будучи женатым, Леонид Андреев с семьёй приезжает в Ялту. На Дальнем Востоке идёт война с Японией. «Патриотический порыв», направляемый из полицейских участков, повсюду приугас. В городах перестали ходить лабазники с царскими портретами, из магазинных витрин потихоньку убрали лубок, изображавший великана-донца с пикой, на которой корчилось десятка полтора японцев. У Тигрового полуострова погиб «Петропавловск» и вместе с ним умный и храбрый Макаров. Неприятельские войска обложили Порт-Артур. Всё яснее, отчётливее, даже со страниц официальной прессы, вырисовывалась неизбежность поражения Российской империи».*
Однажды Андреева застали сидящим на камне, устремившим взгляд в морскую даль. Прервав обратившегося к нему со словами о красоте Крыма, он вдруг заговорил об орловских полях, «о тихой радости обычных летних дней, «о милых осенних дождичках…»**
Всё чаще обращается Леонид Андреев к «Ветхому завету». Поучение пророка Даниила о падении Вавилона и о Навуходоносоре, возомнившем себя Богом и превращённым в скота, вдохновляет его на создание пьесы «Царь». В её набросках вырисовывается образ героя — мудреца и властелина, который страшно одинок. Эта пьеса осталась незаконченной, однако она была переработана в прозаическое произведение, которое было названо «Из глубины веков». Со страниц его к читателю обращён трагический взгляд Навуходоносора. «И лицо его было прекрасно. Глубокой ночью, когда погаснет свет, тьма полуночи разрушит чары времени, раскрой широко глаза и смотри долго, и смотри долго. Заволнуется бесшумно мрак и родит из себя бледный и печальный образ, бледный, печальный и строгий, как песок пустыни, побелённый луной. Тяжело взглянут на тебя огромные глаза, и смутен и прозрачен будет строгий и печальный вид — ведь тысячи лет прошло с тех пор, как умер владыка мира, могучий царь».
Ритмическая проза Андреева, возвышенная образность, переходит за свои грани. (Нет, видимо, не только от матери унаследовал он тягу к поэзии. Однажды, глядя на ветку могучего вяза перед домом, отец притянул её к себе и сказал жене:
— Когда умру, положите это мне на гроб…)
«И возносясь над землёй и городом, попирая ногами пышную красоту его храма и песнопений, близкий к небу, равный солнцу, одинокий стоял на кровле своего дворца могучий и мудрый царь. (…) Как мать, любил он прекрасную землю и, как дитя своё, любил её… (…) К звёздам было обращено его прекрасное и гордое лицо». Сравнявшись с богами и «возжаждав животности», он свергает себя.
Писатель заставляет нас задуматься о зыбкости границ между героем и скотом. Великий царь не выдержал ноши «вседозволенности» и пал под ней.
Неподалеку от Никитского сада в каменоломне взрывам изуродовало двух работавших там турок. Мимо Андреева пронесли раненых, один из них улыбался какой-то странной улыбкой. Воспоминание об этой улыбке на окровавленном лице не даёт покоя писателю. В письме он пишет Горькому: «Душа, внезапно уязвлённая муками одного человека, обратилась к страданию вселенскому». Так возникает замысел выразить психологию войны. И вот, за десять дней был написан «Красный смех». Работал Андреев в состоянии чрезвычайного возбуждения, иногда доходя до галлюцинаций.
На читателей рассказ произвёл впечатление ошеломляющее. Присутствующий на первом публичном чтении рассказа военный корреспондент констатировал верность написанного до подлинности. Правительство насторожилось и, опасаясь антивоенных выступлений, запретило чтение рассказа полностью. Однако, в 1905 году рассказ появился напечатанным в сборнике «Знания».
Критики было много, как положительной, так и отрицательной. Андрееву казалось, что все отзывы отдавали равнодушием: «И рассуждают, и хвалят, и бранят только по закону, скучно, холодно, вяло, неинтересно, точно война их совсем не касается, точно они рассуждают о каком-то пустячном происшествии на планете Марс». Один из критиков отмечал, что автор «Красного смеха» « умирает с убитыми, с теми, кто ранен и кто забыт, он тоскует и плачет, и когда из чьего-нибудь тела бежит кровь, он чувствует боль ран и страдает». Безумие и ужас — так Андреев определяет войну. Его произведение состоит из отрывков, на первый взгляд несвязанных. Вот то, что успел увидеть на войне оставшийся в живых офицер. Вот, наблюдения, размышления, галлюцинации того, кто записывал его рассказ. Он на пороге безумия. Разум тех, от лица которых идёт повествования, загублен — это соучастники, жертвы и судьи кровавого преступления. В повествовании смешаны сон и действительность, реальные события и кошмарный бред. Вот, армия отступает через пустыню. «Стоял зной… Солнце было так огненно и страшно, как будто земля приблизилась к нему и скоро сгорит в этом беспощадном огне. И не смотрели глаза. Маленький, сузившийся зрачок, маленький, как зёрнышко мака, тщетно искал тьмы…». Внезапно обрывающееся видение сменяется другим: «Я вспомнил дом: уголок комнаты, клочок голубых обоев и запылённый нетронутый графин с водою на моём столике — на моём столике, у которого одна ножка короче двух других и под неё подложен свёрнутый кусочек бумаги». Вот отрывок, в котором возникает этот образ красного смеха:
«… молоденький вольноопределяющийся. Он прибыл с приказанием генерала продержаться ещё полчаса, до прихода подкреплений.
— Вы боитесь? — спросил я, трогая его за локоть. Но локоть был, как деревянный, и сам он тихонько улыбался и молчал. Вернее, дёргались в улыбке только губы, а в глазах были только молодость и страх…».
Красный Смех Леонида Андреева — это символ льющейся человеческой крови и знак будущих потрясений человечества. Этот знак гибели и ужаса неоднократно появляется в стихах Блока.
Теперь им выпал скудный жребий:
Их дом стоит неосвещён,
И жгут им слух мольбы о хлебе
И красный смех чужих знамён.
Чувствуется влияние Андреева и в рассказе А. И. Куприна «Сны», в котором Землю, летящую «в какую-то чёрную, бесконечную, безвестную бездну», окружает «тьма, густая, красная тьма, насыщенная испарениями крови и запахом трупов».
В 1905 году появляется стихотворение Льва Василевского «Красный смех», посвящённое Леониду Андрееву.
В духоте кровавого угара
Умирают месяцы и дни…
Целый год кровавого кошмара,
Долгий год бессмысленной резни…
Льётся кровь — горячая, живая…
Стон стоит над скорбною землёй,
Умирают люди, проклиная,
И уносят ненависть с собой.
Крик ворон над мёртвыми телами…
В нищете убогая земля…
Вспоены горючими слезами
Без людей забытые поля.
Стынет мозг, и сердце цепенеет,
И, шумя трепещущим крылом,
Красный смех безумья мрачно реет
Над пустым, измученным умом.
…………………………………….
…………………………………..
В «Красном смехе» Андреева нет акцента на русско-японский конфликт. Перед нами возникает картина войны, как преступление и безумие. У читателя возникает вопрос: кто же инициаторы этого безумного кровопролития? «Но ведь безумие уже объяло всех, охватило так, что нет уже в мире невиновных, нет и виноватых», — пишет Л. Афонин.
Ощущение неотвратимо приближающейся катастрофы, переданное Андреевым, охватило его современников. Перед ними предстало человечество, лишившееся Бога и неспособное возродиться. Вячеслав Иванов пишет, что в этом произведении представлена картина современной души, бессильной выдержать и вынести войну. Конечно, «Красный спех» был принят не всеми. М.Горький, например, полагал, что рассказ «для большего впечатления нужно оздоровить». «Милый Алексеюшка! — отвечал ему Андреев, — И на этот раз я с тобой совершенно и даже насквозь не согласен… Оздоровить — значит уничтожить рассказ, его основную идею».
Андрей Белый писал: «Упрекают Л. Андреева в субъективизме. Вместо того, чтобы описывать массовое движение войск или бытовую картину войны, он будто грезит; но в этом его проникновение в современность».
В 1905 г. Л. Андреев был посажен в одиночную камеру Таганской тюрьмы.
Леонид Андреев почувствовал кризис, охватывающих людей в начале ХХ века, ту страшную грань, к которой подошло человечество. Нобелевский лауреат Берта Зуттнер в предисловии к изданию «Красного смеха» на немецком языке в 1906 г. писала: «С ужасом и ликованием восприняла я это могучее произведение. С ликованием, потому что, мне кажется, ещё никогда не было выковано оружия столь острого и блестящего в борьбе против войны. (…) Конечно, военные отвергнут его «за преувеличения, фантазии и неправду». Однако другие поймут и ужаснутся, почувствуют, какая большая правда скрыта в поэтической картине».
Влияние «Красного смеха» мы находим и в творчестве Вл. Маяковского.
«Война!
Довольно!
Уйми ты их!
Уже на земле голо!»
Метнулись гонимые разбегом убитые,
и ещё
минуту
бегут без голов…»
«Пятый день
в простреленной голове
поезда выкручивают за изгибом изгиб.
В гниющем вагоне
На сорок человек —
Четыре ноги».
Прошло менее полувека, и началась Вторая мировая война. На полотне Пабло Пикассо «Герника» мы видим, так же, как в рассказе Андреева чудовищные нереалистичные фигуры и образы. Это картина страдания и ужаса. А через несколько лет появится панно «Хиросима» Ири и Тосико Маруки.
Я иду вдоль Орлика. Здесь когда-то бродил или катался на велосипеде гимназист Леонид Андреев. Может быть, здесь приходили в его голову строки его первых юношеских стихов, может быть, здесь он начал размышлять над философскими вопросами.
Прошло более века, пролетели над землёй опустошительным ураганом войны. Изменилось ли человечество? Или всё так же влечёт его к новым потрясениям, к самоуничтожению? Нет. Так зачем же даны нам в дар разум и душа?
___________
*Л. Афонин «Леонид Андреев»
** С.Я. Елпатьевский «Леонид Андреев».
