Пока я жив, я бессмертен –
И это, кажется всё, что действительно важно слышать, знать, осознать,
Уже не так-то важно, верите вы или не верите,
Но это, кажется, всё,…Пока я жив, я бессмертен –
И это, кажется всё, что действительно важно слышать, знать, осознать,
Уже не так-то важно, верите вы или не верите,
Но это, кажется, всё, что так долгие годы я искренне пыталась понять.
Перевернулась реальность, преобразился мой мир, распахнулись ворота в синие небеса,
Это не объяснить словами, не спеть об этом, не вылить красками на холсты,
Я отныне с точностью знаю: «На свете есть чудеса!»,
Но это ровным счетом не значит, что нет ИблИса, несущего за спиной хлысты.
Было время. Я просыпалась в постели ребёнком, не зная даже, какой сейчас месяц и год,
Играла в куклы, стригла сама себе волосы, разбивала колени свои о брусчатку,
рисовала гуашью в блокнот.
И знала жизнь, состоящей лишь из малых её побед:
Когда папа пришёл пораньше домой с работы, и держит в руках огромный и вкусный торт,
Когда бабушка вешает в рамки мои поделки, а друг С. приглашает пойти гулять на площадку,
Когда мама – вот же радость – не сварила мой нелюбимый суп на обед.
А потом я первый раз иду в первый класс.
А потом моя мама теряет маму.
И мне никогда не забыть тех жутко заплаканных глаз,
То отчаянье и ту драму.
Иногда можно только взглянуть на небо и помолиться.
… Но это только потом пути мои меня выведут к храму,
Где – да – люди могут стоять на коленях, и плакать молча, и лишь креститься,
Потому что кто-то безумно верит, а кто-то просто больше не знает, что делать,
Потому как это равно ужасно страшно для всех – проститься.
Но это я узнаю позже – через длинных десять лет.
А сейчас – привет! – и мне скоро исполнится девять.
Я бегу в школу по узким улочкам центра, боюсь перейти дорогу на красный свет.
Мама приедет на выходных, папа, может быть, позвонит мне в среду,
Дедушка мне говорит о странах, учит шахматам, ему равных в состязании этом нет,
Но один раз – вы не поверите – я одержала над ним победу!
А сегодня – здравствуй – 12 апреля,
День, когда Юрий Гагарин совершил свой полёт,
«А сегодня, дети, запомните поскорее:
« «жи» и «ши» с буквой «И», мягкий знак на конце женского рода,
у Потаповой тройка за устный счёт,
Не забудьте работу на дом: учить гимн России и о лете своём написать в письме…»»
А со мною рядом сидит мальчик Коля, и он вечно плохо себя ведёт,
Но после каникул он мне приносит ракушки с далёкого моря и тихо шепчет: «Тебе!»
А потом босою ногой на осколок неаккуратный шаг – и колкая боль,
И крови море, и море слёз, и плохо маме,
И потом больница. Носилки. Наркоз. И доктор меня зашивает иглой,
И я потом целый месяц никуда не встаю, ем фрукты и телик смотрю на диване.
Папа курит, но обещает бросить. Я беру с него обещание – к Новому Году.
Дым его сигарет поднимается разом и в вышине растворяется…
Интересно, куда он девается!?
Папа любит меня гладить и обнимать,
Папа почти никогда не ругается.
Мы с ним любим играть в слова, ходить на выставки и гулять.
Если я заболею, бабушка принесёт мне стакан молока с ложкой сладкого мёда.
Летом в деревне меня гоняет соседский гусь.
Это, ребята, будете вы смеяться, но так ужасно!
Машет он крыльями и словно шипит: «Вот увидишь, я до тебя доберусь!
И тогда жизнь не покажется тебе столь прекрасной!»
Он не догонит, противный проклятый гусь!
С соседом Сашкой мы убежим и на сеновале спрячемся,
Сашка весёлый, я с ним постоянно смеюсь,
Нет, ну правда, он очень смешно дурачится!
Мама, мамочка, здравствуй, любимая…
Разреши мне скорее сестричку на ручки взять!
Боже мой, какая она смешная и милая!
Но часовщик начинает считать…
Мне почти уж одиннадцать лет,
А малютке исполнился только годик.
Она знает жизнь, состоящей лишь из малых её побед,
Любит нюхать цветы и за ручку еще, но ходит.
Мне двенадцать. Я плачу украдкой в подушку.
Переходный возраст, ранимая девочка, все дела;
Обо всех секретах знает мой кот и моя игрушка,
А ночами впервые появляются рифмованные слова,
Что я непременно пишу в блокнот желтого цвета. Как у соседки на даче – ирис.
Желтый еще – цвет солнца, маминого пиджака и этих сухих желтков от яйца,
Говорят, что в экономике близится кризис…
Нас остаётся трое – внезапно и слегонца.
Нет, не страшно! Меня целуют любимые губы!
С ними всё на свете можно очень просто преодолевать…
Мне 15, читатель, я большая, ты не подумай;
Голова полна теорий, как с помощью силы мысли научиться летать.
А вы знали, что близкие люди могут тебе улыбаться, а затем – предавать?
Вот, суды, адвокаты. Вот очная ставка: я и моя подруга. Всё рвётся по швам. Еле сижу.
Душно в комнате, нечем дышать, мама плачет. Я – познаю, что значит, прощать.
Но меня перед сном целуют любимые губы… А значит, я не пошла ко дну.
Школа моя. Любимая. Милый, уютный дом, покрашенный в жёлтый цвет,
Точь — в — точь как и мой домашний ночной блокнот,
Я читаю стихи со сцены на каждый наш школьный концерт,
Одноклассник сам сочиняет этюды на фортепиано, другой – поёт.
Мне 17, привет, моя юность! И я самый свежий и нежный во всем мире цветок!
Впереди такие огромные цели, большие планы, годы, что я посвящу труду,
Я красивая, юная, смелая! И мои любимые губы мне говорят «прощай», и 440 по телу ток.
И приходит день, наступает ночь, снова день, и я пусть медленно, но верно иду ко дну…
До свиданья, родительский дом! И намеки на детство ты в раз итожишь.
Да, я знаю, что птичка певчая улетает рано…
Здравствуй, первый курс института, где всем все равно, что ты можешь.
Есть слово «надо».
Папа курит. И это не изменить.
Здравствуй, жизнь! Мне отнюдь не страшно. Что покажешь/расскажешь мне ты?
Жизнь берёт меня на испытательный срок, мол «пройдёшь, я свои приоткрою двери, тебя приму,
А пока я твои на корню истреблю мечты,
За тобой без разбора сожгу все мосты,
Заберу у тебя все цветы –
очень много их дарят, а ты не ценишь, все говоришь, не те.
Я вдобавок еще поселю в тебе страх высоты,
И нашлю с Зимой грядущей тебе умертвляющую метель».
Наступила Зима.
Я в зиме умудрилась найти друзей!
Умудрилась встретить того, кто, кажется, не прошел свой срок испытания,
И остался странником в пустыне печалей без цели, средств и мыслей, куда идти,
А что дальше? Душа, словно нищенка, просящая подаяния,
И история, как кино, сколько может вынести человек и как далеко зайти.
Как необъяснимо могут сплетаться не только руки, но и пути,
Как от одного звонка потом может весь день трясти,
Как от самого себя никто не сможет тебя спасти,
Как обретается высота, на которой априори невозможно выжить,
Как мучительны дни ожиданий, и как ты не можешь ни спать, и ни есть, и ни пить,
Как в миг теряется смысл жизни и обрывается нить…
Как щепетильно одежду ты выбираешь, стоя у шкафа – в какой человека пойдешь хоронить…
Но вы знаете, снег не вечен. В моей жизни весна наступила,
Наконец, подарила мне самых лучших и близких моих друзей!
Я их всем сердцем большим приняла, обняла, полюбила,
И ничто на свете не могло быть прекраснее тех почти сотни дней.
Мы танцевали на улицах, дарили цветы, смеялись и делали фото всего вокруг,
Гуляли напролет все дни: вечер, ночи, утра, и снова вечер…
Домой, казалось, никогда не будет пора… Боже! Это чудесное слово «друг»,
И я вам клянусь, что в тот момент мы были действительно бесконечны.
Весна веселилась с нами и обещала Лето. И наступило Лето!
И вот капитан корабля мне шепчет про звезды, целует меня в плечо,
Я в красивое платье одета,
И солнце шпарит как сумасшедшее, но даже солнце не так горячо…
Их тоже потом унесло вихрем времени и проверкой на прочность,
На преданность и доверие.
Воздух в лёгкие после предательств не идёт, хоть ты что не делай,
Какие прицелы! Какая точность…
Мне их провожать,
Закрыть спокойно за ними двери,
Мне снова начать дышать и вспомнить, что значит, прощать.
Мне встать на ступеньку морали выше и стать сильнее.
Да. Я знаю еще, насколько мощными бывают переполняющие сердце чувства,
Что люди сдают билеты в аэропОртах на рейс, только чтобы остаться.
Я знаю вполне, что означает таинственное слово «безумство»,
Я так же знаю, как жутко это бывает не по любви. Я знаю, что значит сдаться.
Да, я знаю, как рушится – в один раз – последняя, тебя едва на плову держащая надежда,
Знаю, как это бывает, когда ты не нужен самому близкому тебе со своею любовью.
Я знаю так же, как едко отдает железом одежда,
Насквозь пропитанная кровью.
Я знаю, что значит ждать; и не неделю, не месяц – год. Годы.
Когда ты бессилен пред всеми фактами, что на лицо – я знаю – как истерия тело твоё пробирает,
Я знаю, как среди ночи, ты вдруг просыпаешься, и тебе открываются тайны, запретные коды.
Но всё это познав, я вдруг поняла, что совсем ничего не знаю.
Что ж. Моей маленькой скоро десять.
Десять – это серьезный возраст, почти юбилей.
Экзюпери говорил, что взрослые любят цифры. Хорошо; я даю вам процентов двести,
Что мой Ангел – прекраснее всех когда либо живших детей.
Третий курс института. Профессор в галстуке и пиджаке,
«Жизнь – это свойство материи, есть пределы Вселенной и примерное число звёзд на небе»,
Я сижу, слушаю, замерзаю
– одета как всегда налегке –
Отрываюсь от записей в дневнике,
И тихонечко, про себя восклицаю:
«Да что, вы профессор? Неужто, и в самом деле?!»
Но каков в этом смысл? У них есть доводы, аксиомы и, конечно же, цифры,
Которым верят все, без сомнения. А я вот не верю.
Они всегда будут кричать, что небо – это предел, что все есть конечно,
А вот конечно ли время?!
Не ощутимо, не видно, не слышно – не значит, что этого нет.
Мало, кто это знает, но я узнала,
Когда море в далёкой Азии меня обнимало,
Небо Солнцем своим согревало,
Дождём – омывало,
Земля расстилала свои зелёные покрывала,
И тайны свои мне шептала…
Да, я много об этом читала,
Но это было прекраснее всяких книг!
И если есть где то художник, рисующий жизни, наверное, дряхлый старик,
То у меня – определённо – очень яркое полотно,
И много пятен на нём, но есть такое одно,
Что напоминает о том, что жизнь, конечно, безумно длина, но она есть миг.
Потому лишь пока я жив, я бессмертен –
И это, кажется, на сегодня величайший урок,
Когда проживаешь день днём, час часом, а сроком – срок,
Вдруг открываешь способность секунд обуздать столетья,
Прикосновений – исцелять, как священной водой,
А синевы человеческих глаз – вмещать все океаны земные разом,
Нет, это не видно невооруженным глазом,
Это ощутимо лишь имманентным миром – душой.
