Воспоминание о сексе
– А что ты хотела? Жить, раздавая пощёчины каждому сопляку, мечтающему прикоснуться к твоему мраморному телу, на котором и безоружным…Воспоминание о сексе
– А что ты хотела? Жить, раздавая пощёчины каждому сопляку, мечтающему прикоснуться к твоему мраморному телу, на котором и безоружным [не путать с невооружённым!] глазом видна даже тоненькая венка?
– Нет же, отчаянье, не плоди реплики в моем мозгу. Это слишком. Слишком! Слишком похоже на сумасшествие. Но я-то здорова. Точно. Уверена. Здорова и точка. И если бы это было не так, то кто бы взял на себя ответственность поставить жирную фиолетовую печать под рукописным текстом [который не сумеет разобрать ни один человек (без «белого халата»)] на бланке диспансеризации, только вчера полученном мной в центральной городской поликлинике имени К-ва?
– Почему ты называешь меня отчаянием? Почему мне всё время приходится напоминать тебе своё имя? И когда ты уже прекратишь разговаривать со мной [да ведь и не только!], строя из себя героиню из неопубликованного романа Хулио Кортасара?
– Льстишь! У Кортасара [разве не ты научил меня любить его?] нет неопубликованных романов. Ну, разумеется, если только именно у тебя волшебным способом не окажется запылённой рукописи этого аргентинского мага – рукописи, которая досталась тебе в наследство от отца, работавшего в 70-е годы в Париже [кстати, кем работавшего? Только не обманывай, что дипломатом].
– Вряд ли сумею порадовать тебя. И хотя в мои годы сложно считать себя сопляком – вот мои щёки [хм, нет, после всего сказанного тобой сейчас прикосновений к тебе мне не нужно]. Но прежде прочти то, что написано на этом обрывке листа, влетевшем сегодня утром в открытое окно нашей спальни, пока ты была в душе.
И вот теперь
твои
окаменели груди –
Бог есть любовь –
тебя Он посетил.
