НЕЧТО О НЕЗНАЧИМОМ-7
Автобиография в стихах
…Ты слышишь, вечность,
Мои слова?
Они – не залежь,
Они судья.
Автобиография в стихах
…Ты слышишь, вечность,
Мои слова?
Они – не залежь,
Они судья.
И ты узнаешь,
Что значу я!
(Из ранней поэмы)
(Продолжение)
Глава седьмая
600.
Потом уже, спустя полжизни нашей,
Которая предстанет ёмкой чашей,
Наполненной почти уж до краёв,
Я, право, буду сделаться готов
«Домушником», спустя полжизни нашей.
601.
Я буду рад дневать и ночевать
В семье своей, с женой всегда бывать
Не как-нибудь, не врозь, а только вместе.
Я буду при родной своей невесте
Стараться и дневать и ночевать.
602.
Но только в праздники да в выходные
Минуты станут выпадать такие,
Поскольку будет верная жена
В работу с головой погружена.
И только в праздники да в выходные,
603.
Да мельком по утрам и вечерам
Общаться с нею можно будет нам.
Но как же так печально совершится,
Что станем вскользь друг друга видеть лица
По будним дням, утрам и вечерам?
604.
Давно уже минует это время,
Когда в работу, как гусары в стремя,
Должны мы были весело вступать.
И только отдыхать да вспоминать
О прошлых днях – придёт такое время.
605.
Но время-то придёт, да не придёт
О том забота, чтобы наш народ,
Весь долгий век работавший победно,
Пусть не богато жил, но жил безбедно.
Увы, о том забота не придёт.
606.
На пенсии, назначенные люду,
Тогда прожить подобно будет чуду
И, чтобы чуда этого не ждать,
Работу станут многие искать,
Ведь надо же выкручиваться люду.
607.
И Валя, не молодушка уже,
Найдёт себе работу по душе
Рассказывать в загадочном эфире
О нашей русском православном мире,
Из тьмы поднявшем голову уже.
608.
А мне другая выпадет планида,
Помягче скажем, – полуинвалида.
Шумящая, как ливень, голова
Мне даст стихи писать едва-едва.
Такая невесёлая планида.
609.
А чтоб с такой шумливой головой
Ходить с ружьём или мести метлой,
То нечего, как Шмак сказал бы, делать.
Короче, не смогу копейки денег
С такою заработать головой.
610.
А впрочем, сам же буду виноватым.
К Тому, Кто благодушным панибратом
Притрагивался к моему плечу,
Я ноль внимания. Молчу, молчу…
Один во всём я буду виноватым…
611.
Вот Он и прикоснётся к голове,
И я, подобно скошенной траве,
Привыкну ждать в тиши родного дома,
Пока шаги жены уже знакомо
Не прозвучат в звенящей голове.
612.
Так вот и наказание тебе!
Когда-то в молодеческой гульбе
Ты забывал – жена в пенатах скромных
Ждала тебя одна на Автономных,
Но не было созвучия в тебе…
613.
Я снова шёл домой. Снежище хлёсткий
Почти что сбил меня на перекрёстке.
Я до калитки кое-как дошёл.
На ощупь кнопку от звонка нашёл.
Ну и снежище! Словно плётка, хлёсткий!
614.
Калитку отворила мне жена.
Пальто внакидку. Сквозь пургу она
Как будто как-то матово светилась.
Я улыбнулся: «Что-нибудь случилось?»
«Зашевелился!» – говорит жена.
615.
Признаюсь, я немало удивился.
Спросил Валюшу: «Кто зашевелился?»
«Да кто еще, сынишка наш, вот тут».
Мне горло прихватил волненья спрут,
И я еще сильнее удивился.
616.
«Да как ты знаешь, дочь там или сын?
Об этом знает разве Бог один».
«Бог знает, но и я наверно знаю.
Его давно я сердцем ощущаю.
А нынче убедилась в этом – сын».
617.
Минута – чтобы в кубрик к нам подняться.
«А мы хотели в парке покататься…»
«А кто мешает? Завтра и пойдём.
Должны мы позаботиться о нём.
Пораньше надо всем троим подняться…»
618.
Я против был. Но двое их теперь.
И вот, читатель, верь или не верь,
Мы в дымчатую утреннюю пору
С горы на гору по седому бору
На лыжах – не вдвоём, втроём теперь.
619.
Еще лыжня пустынна. Между сосен
Для новичков извилист путь и грозен,
Но мы летим накатанной лыжнёй,
Сугробы оставляя стороной
И, весь в снегу, кустарник между сосен.
620.
Сейчас я с малой горки не скачусь,
Ну а тогда – и мчусь себе и мчусь,
И мчится по зигзагам Валентина,
Неся себя и крохотного сына,
И я за ними по лыжне качусь!..
621.
Но вот зима уже и пролетела.
Весна настала. Приближалось дело
Первостепенной важности – диплом.
Я очерк взял. Я с очерком знаком.
И вот уже полсрока пролетело.
622.
В альбом дипломный набело пишу,
На зло порядкам принятым грешу,
Но так быстрее. Очерк мой последний
Вот-вот в «Насменке» выйдет. Будет летней
Порой защита. Набело пишу.
623.
И как-то вышло так, что я к защите
Досрочно был готов, уж извините.
В газете говорят: «Чтоб понавык
К порядкам нашенским, давай, старик,
В «Тачанку» жми. Раз ты готов к защите».
624.
В «Тачанку» так в «Тачанку». Правда, вот
Уже другое время настаёт –
Жене рожать. Спасает Валентина:
«Привет, наш кубрик, и привет, перина!
Я в Коркино поеду. Так-то вот».
625.
И мчит «Тачанка», огненная тройка!
В «Тачанке» – я, шофёр да Юра Бойко,
Хороший, юркий, бойкий журналист.
Уже стенографистке первый лист
Заметок передали. Мчится тройка!
626.
И первый репортаж я передал,
Понятно, в прозе. Но не зря же дал
Другой мне дар господь. И вот, рифмуя,
Сижу и репортаж в стихах пишу я
И написал его. И передал…
627.
«Неси меня, автобус сельский,
Стремглав промчи по большаку
И дребезжащей тряской резкой
Сними столетнюю тоску.
628.
Что там, за дальним поворотом?
Деревня? Поле? Березняк?
Или осока над болотом?
Или дорожный пыльный знак?
629.
Швыряй в тоскующую душу
Поля, деревья, облака…
Греми вовсю… Лишь дай послушать,
Как начинается строка»…
630.
Я думал, лишь казахское начальство
Гостей встречает буйным пиром часто,
Да вот ошибся. Первый же райком,
Наш, комсомольский, фору выдал в том,
Чем славится казахское начальство.
631.
На «Волгах» едем вечером к реке.
Кострище на берёзовом мыске.
Вокруг кострища каменные плиты.
Те, что повыше, скатертью накрыты.
Песчаная тропа ведёт к реке.
632.
Минута – и восходит дым едучий,
Другая – и горит костёр трескучий,
А третья – и уха уже кипит,
И ест тебя звериный аппетит,
Как только что белёсый дым едучий.
633.
Съязвит читатель: «Сразу и уха!
А из чего она – из петуха?»
Да нет. Мы по дороге заезжали
К Ерёме-рыбаку, рыбёшки взяли
И всё, что надо – вот вам и уха.
634.
А с запасного входа в гастрономе –
Вино, коньяк и водку, ну а кроме –
Закуску, что смогла напомнить мне
О несравненной нашей целине,
А ведь была в обычном гастрономе.
635.
А после ночевали мы на базе.
Закрытой. Про неё у нас в рассказе
Ума не хватит ни словцо сказать,
Ни красками картину написать.
Вот на какой мы ночевали базе.
636.
А поутру с тяжёлой головой
Мы бросили «Тачанку» снова в бой,
И с посевной уральской репортажи
По телефону посылали, даже
С похмельной и усталой головой.
637.
Потом редактор скажет на летучке:
«Ну, пили, да ведь этакие штучки
Пересылали в прозе и в стихах.
Особенно в начале, ох и ах», –
Потом Чукреев скажет на летучке.
638.
Ну, а пока я к дому подъезжал.
«Здесь тормозни», – водителю сказал.
Взял вещи в сумке (было их не лишку).
И увидал хозяйского парнишку:
Видать, приметил, как я подъезжал.
639.
Сам, как сарделька (я подумал мельком),
С собачкой по прозванию Сарделька
Он из калитки выбежал. В руке
Какая-то бумажка. В молоке,
А может в сливках, губы вижу мельком.
640.
Еще кота я вижу на заборе.
Вот Стасик подбегает: «Дядя Боря!
Какая-то пришла бумага вам!»
Бумага из разряда телеграмм.
Кот на Сардельку дыбом на заборе.
641.
Волнуясь, телеграмму прочитал.
Родился сын Денис. Я это знал.
Вес – три шестьсот. Теперь и это знаю.
Вот радость-то! Домой я забегаю.
Сел. Телеграмму вновь перечитал.
642.
Григорьевна открыла дверь: «Хотя я
Неграмотная и немолодая,
Но понимаю, как детей рожать,
Вот и Валюша наша стала мать.
И я тебе скажу теперь, хотя я…»
643.
Но я уже не слушал. Я бежал
Туда, где общежитский наш стоял
Пятиэтажный корпус. Тётя Маша,
Узнав, сияла: «Там компашка ваша
Вся в сборе. Хорошо, что забежал».
644.
«Денис родился! – хором закричала
Братва моя. – Хлобыстни для начала
Спиртяги. Прошлым вечером Луцай
Донёс до нас полфляги невзначай», –
Компания смеялась и кричала.
645.
Потом мы сели к Шмаку на кровать
И стали по-приятельски болтать
О том, что я уже глава семейства
И надо отвыкать мне от злодейства
Садиться пьяным к Шмаку на кровать.
646.
И Шмак сказал: «Давай рванём под сало,
Что на столе. И едем до вокзала.
Возьмём билет. И к сыну и жене
Лети на электрическом коне.
Ну, а пока давай рванём под сало!»
647.
И деньги вдруг откуда-то взялись,
И с тестем посиделки начались,
И частые хождения к роддому,
И ресторан по случаю такому,
И деньги вдруг откуда-то взялись.
648.
Вернулся я, как защищать диплом
Пора настала. В зале, за столом,
Спросил декан: «Слыхали, сын родился?» –
«Да вот…» – «Ну, ты, дружок, и отличился!» –
Я на пятёрку защитил диплом.
649.
А вскоре я в «насменовскую» кассу
Пришёл за гонораром. Час от часу
Жизнь становилась лучше и светлей.
Вот, за «Тачанку» дали сто рублей.
Не даром шёл в «насменовскую» кассу.
650.
Смотрю, стоит с Удачиным у стенки
Мой бывший однокурсник Никоненко.
Рукою машет. «Что, фельетонист?
И твой автограф гонорарный лист
Востребовал?» – смеясь, стоит у стенки.
651.
Сей Никоненко был не кто иной,
Как тот, кто как-то шутку надо мной
Сыграл, и скажем прямо, недурную.
О ней я никогда не памятую,
И он её отец, не кто иной.
652.
Работал он тогда в отделе сельском
«Уральского рабочего» – и с блеском.
Удачину решил он подсказать
На практику меня в отдел их взять.
Тот был в то время завотделом сельским.
653.
Сижу в отделе. А была пора
Уборочная. И обком вчера
Район Артинский худшим обозначил
В уборке зерновых. А это значит
Критиковать его пришла пора.
654.
Удачин говорит: «Гони в Арти,
И так сумей там шуржу навести,
Чтобы райком, сквозь нервную икоту,
Принялся наконец-то за работу».
Ну, что же, ладно. Подавай Арти.
655.
Пожалуй, это уж для вас знакомо,
Что для меня, что сено, что солома,
Что я в делах крестьянских ни бум-бум.
И мне, естественно, пришло на ум
Лишь только то, что с юности знакомо.
656.
С автобуса в районку я иду.
Она в посёлке в центре, на виду.
Представился. И свежую подшивку
Беру, как жирного кота за гривку,
И не спеша по номерам иду.
657.
Вот репортаж (прекрасно!) с косовицы.
А вот разбор (в струю, как говорится!)
Ошибок, что снижают жатвы темп.
Осталось разобраться в море тем
Да что такое термин «косовица».
658.
Так, разобрался. У ребят беру
Бумаги чистой. Лоб рукою тру,
Сарказм и юмор к сердцу подгоняя,
Ну, и пошла-поехала родная!
Я с бою первый фельетон беру.
659.
Неделю всю во мне пылала искра.
А как в газете появлялись быстро
Мои памфлеты – только лишь пошлю,
С утра на полосе – а-ля-улю!
Так весело во мне пылала искра.
660.
В «Уральский» я приехал из Артей
Во славе заработанной своей.
Обнял меня Володя Никоненко:
«Ну ты и надавал под зад коленкой
Партийному начальству из Артей.
661.
Гагарин (сам редактор!) ходит павой,
Такой ли недоступно-величавый,
Как на параде конь, в плену удил.
Обкому нынче крепко угодил,
Вот потому и ходит нынче павой».
662.
Но в пух и прах артинские вожди
Разбитые (ну, злыдень, подожди!)
Собрались с духом и во утвержденье
Свои пошли строчить опроверженья,
Разбитые артинские вожди.
663.
Мол, что у вас за журналист такой,
Пускай и молодой, и боевой,
Но не представился артинской власти,
А потому и перегнул отчасти,
Ваш этот журналист сякой-такой.
664.
Пришло тогда опровержений двадцать.
И мне одно осталось – собираться
И, ожидая грома над собой,
Бесславно отступить в УрГУ, домой.
Куда к шутам – опровержений двадцать…
665.
Но друг мой, Никоненко Володей,
С улыбкою спокойною своей,
На улице меня случайно встретил:
«Тебя Гагарин не разнёс – отметил». –
А я в ответ: «Да что ты, Володей?!»
666.
А мой сокурсник тихо улыбался:
«Гагарин, словно лев, на нас поднялся.
Мол, пишем мы, а откликов нема.
А тут в неделю двадцать три письма!» –
И мило так сокурсник улыбался.
667.
И вот он вновь стоит передо мной:
«Никак плоды минувшей посевной? –
С улыбкой мягкой он кивнул на кассу. –
Ну что, друзья? Грешно не дёрнуть квасу.
Я знаю место. Всех прошу за мной».
668.
Удачин не пошёл, а мы с Володей
Сидим в пивной, не расставались, вроде.
О сыне говорю ему. С жильём
Проблема, мол, в понятии моём.
За пивом бочковым сидим с Володей.
669.
Володя говорит: «А по моим
Понятиям, проблем с жильём твоим
Нет никаких. В пяти шагах отсюда
Живёт одна старушка, просто чудо.
Но это по понятиям моим.
670.
Зовут старушку эту Лепестиньей,
И за неё мы наши кружки сдвинем,
Поскольку с нею вам придётся жить.
Я это вам устрою, так и быть.
И часа не пройдёт, как с Лепестиньей
671.
Тебя я познакомлю». Через час
Читатель, точно, мог бы видеть нас
В квадратной светлой комнате с балконом
И с русской печкой. Весело, с поклоном
Нас встретила старушка через час.
672.
Лет восемьдесят было ей. Но ловко
Она со стула встала: «Друг мой Вовка!
Работаешь, наверно, словно вол…» –
«Да вот жильца вам нового привёл», –
Владимир основное вставил ловко.
673.
И тут же мой вопрос был так решён,
Как будто не терзал мне сердце он,
И в солнечную комнату с балконом
Перебрались мы вскоре утром оным.
Так славно был вопрос тогда решен.
674.
Ах, Лепестинья, бабка Лепестинья!
Как нашу жизнь ты обновила сильно!
Как это походило на кино,
И как всё это кончилось давно.
Ах, Лепестинья, бабка Лепестинья!..
675.
«…Как живешь ты, бабка Лепестинья
В голубом заоблачном краю?
Можешь ли припомнить без усилья
Комнатку чердачную свою?
676.
Помнишь, как доверчиво и мило,
Словно мы ближайшая родня,
Ты в обход прописки приютила
И жену, и сына, и меня.
677.
Как по вечерам пекли картошку,
И во тьме сидели у печи,
И по стенам, потолку, окошку
Рассыпались веером лучи.
678.
Как в те дни, когда была ты в силе
(Вот уж точно пара — стар да мал!),
Ты игрушку сыну подносила,
А он вновь на пол ее бросал.
679.
А потом, когда, забыв проказы,
Спал наш сын, ты штопала бельё
И вела забавные рассказы
Про свое давнишнее житьё.
680.
Мол, как мы, не ездила по миру,
И не в том, мол, суть, но так и быть:
Получить бы новую квартиру
И спокойно в старости пожить…
681.
Бабка, бабка, бабка Лепестинья,
Вот ты и прошла тропу свою.
Я-то знаю, это уж вестимо,
Что живешь ты где-нибудь в раю.
682.
Ну а мы в своем подлунном мире
Все-таки дождались лучших дней
И живем в двухкомнатной квартире,
В равной мере нашей и твоей.
683.
Сын подрос. Мы малость постарели.
Но в благоустроенном быту
Часто вспоминаем, как горели
Угли, разгоняя темноту…
684.
Вот и все, что есть, и то, что было,
И про нас про всех, и про тебя.
Неужели рай твой — лишь могила,
Наша изначальная земля?»…
685.
А в молодёжке жизненный накал
Уже почти до неба доставал.
Добро хвалили мы, со злом сражались
И аккуратно спортом занимались,
Поддерживая жизненный накал.
686.
В подборки информаций, репортажи,
Статьи, заметки и памфлеты даже
Мы вкладывали и талант, и страсть,
Чтобы на доску красную попасть
Они могли – статьи и репортажи.
687.
И, сдав всё это в секретариат,
Мы шли (так ходят только на парад)
Кто в теннис освежающий сразиться,
Кто в шахматные битвы погрузиться,
А чуть поздней – шёл секретариат.
688.
Когда вступали в бой секретари,
Мы делали уже захода три
В тот гастроном, что нынче на Арбате
В закусочную превратился, кстати.
И вот вступали в бой секретари.
689.
И вот, в своей беззлобности прекрасен,
В «Насменку» приходил Владимир Назин.
Он в шахматах был крепче, чем металл.
Никто его тогда не побеждал,
И этим тоже был поэт прекрасен.
690.
Маханьем кисти сдерживая тик,
Он говорил: «Ты, значит, так, старик?
А я вот так». – И забирал фигуру,
Противником проигранную сдуру,
Маханьем кисти сдерживая тик.
691.
Тогда на Шейкмана, в многоэтажке,
Я жил с семьёй. Не очень было тяжко
Нам с Назиным, авоську нагрузив,
Пробраться по дворам в жилой массив,
Где жил я новенькой многоэтажке.
692.
По бесквартирному скитаясь миру,
Я всё же получил тогда квартиру,
Полуторку, но с кухней хоть куда.
Всё под рукой. Поставь кровать сюда
И век живи и не броди по миру.
693.
И в этот благодатный уголок
Мы приходили с Назиным. Что мог,
Я быстренько готовил из закуски,
И мы беседы с ним вели по-русски,
Благословив спокойный уголок.
694.
Вполне понятно, после первой рюмки
Стихи читали, взяв на время в руки:
Он – сборник свой, я – общую тетрадь.
А надоест стихи свои читать,
Наполненные поднимали рюмки.
695.
Скажу по совести, он хорошо читал.
Сбивая тик, перед лицом махал
Расслабленною кистью, отбивая
Еще и ритм стиха. Волна живая
Вскипала слов. Он хорошо читал.
696.
И сочинял. Из-под его пера
Стихи стекали звонче серебра –
В войну мальчишки (позабыть едва ли!)
Чернилами из ягоды писали,
Их слизывая с кончика пера.
697.
Тогда, однако, больше про любовь
Стихи мне нравились. Я вновь и вновь
Любовные стихи читать из книжки
Просил его. Прослушал их в излишке.
И кое-что запомнил – про любовь:
698.
«Кто был в деревне ей под стать?
Тот за околицей развилок
Мне б лучше и не вспоминать:
«Забудь. Не мучайся», – просила.
699.
По ней баян вздыхал. По ней
Страдали летние закаты.
В деревне несколько парней
Так и остались неженаты» …
700.
Но о поэте-друге свой рассказ
Придётся оборвать на этот раз.
Закон раздольного повествованья
Порядочного требует молчанья.
В другой главе продолжим наш рассказ.
(Продолжение следует)
