Теплый летний вечер. Солнышко медленно садится за горизонт. Кот трется о бабушкины ноги. Сижу на лавочке и я с ней. Мне тогда было 12лет. Подходит к нам баба Дуся. Она немного младше бабушки. Присела….Теплый летний вечер. Солнышко медленно садится за горизонт. Кот трется о бабушкины ноги. Сижу на лавочке и я с ней. Мне тогда было 12лет. Подходит к нам баба Дуся. Она немного младше бабушки. Присела. Я любила слушать их истории, они говорили о своей жизни. Потом что-то о войне речь завели. Баба Дуся говорит: \»Помню, в 1942 году я еще молодая была. Немцы железную дорогу строили. Проходила эта железная дорога возле нашего села, поэтому всех, кто был в селе, гоняли на эту стройку. А кто был? Старики, женщины, подростки. У меня была экзема на ногах, раны гноятся, а на работу все равно надо было идти. Не пойдешь — то может плохим закончиться. Немцы не очень церемонились с теми, кто им не подчинялся.
Поработала я несколько дней на строительстве этой железной дороги. Был там один немец-надзиратель, что руководил нами. Было и другое немецкое руководство. Один из немцев сказал их врачу о моем горе. Приехал он на машине, нашел меня. Обратился ко мне \»барышня\». А я думаю: \»Какая же я барышня, когда у меня такие раны, все никак не заживают?! Да и одеться не во что…\» Осмотрел тот врач мои раны, отвез меня в свой госпиталь, помазал какой-то мазью. Потом отвез меня домой, моей маме дал ту мазь, сказал, как и сколько нужно ею мазать раны, а мне написал какую-то бумажку. Еще сказал, пока раны не заживут, на работу не ходи, а если будут выгонять, показать эту бумажку. Через некоторое время раны мои зажили, а после немецкого врача больше не видела. И экзема у меня больше за всю жизнь не появлялась, и среди немцев тоже попадались хорошие люди…\» — вздохнув, сказала баба Дуся.
А потом на работу в Германию угоняли молодежь из завоеванных немцами земель. Под дулами автоматов и дрессированными собаками полицаев и немецких солдат бедные люди вынуждены были ехать на комиссию до пунктов сбора. Сначала больных людей на комиссии освобождали и отпускали домой. Именно это и побудило молодежь калечить себя. Кто как мог, так и делал. Одни рвали кожу на ногах, делая раны и засыпая их тертым стеклом и разным мусором, другие пили крепкий раствор соли, вызывая боли в пищеварительном тракте, другие ели ядовитые растения, заправляя ими еду. Таких “больных” собралось на комиссии тысячами. Тогда власть отменила комиссию, и всех больных и несчастных посадили в грузовые вагоны и повезли на Запад. Бывали смельчаки, которые прыгали на ходу, но их тут же расстреливала охрана, которая ехала в последнем вагоне.
Шла осень 1943 года. Среди этих отверженных была и я в свои неполные 17 лет. В Смоленске нас перемазали керосином, помыли, потому что немцы очень боялись вшей, а тогда их хватало. По несколько часов держали под душем, а потом выгоняли на цементную площадку мокрых, голых, румяных людей. Погрузили в такие же вагоны, и через 3-4 дня мы были в Берлине. Поездка была ужасная, везли в вагонах для скота, не кормили до самого прибытия. Позже нас поделили на группы, построили в большую колонну и стали распределять, кого куда направить. Старших отправили на фабрики и заводы, а младших отдавали фермерам.
Меня выбрал фермер, который проживал на окраине Берлина. Взял он только одну меня. Приехали домой. Встретила его жена. Накормили, потом дала мне свои старенькие вещи и возможность помыться. На ночь поместили в отдельную маленькую комнату.
Утром хозяин позвал меня, показал свое хозяйство и показывал, что я должна делать, на словах объясниться не мог.
Я должна была помогать жене хозяина присматривать 50 голов свиней, готовить еду и дважды в день кормить скот. Кроме этого в мои обязанности входило носить воду на кухню, рубить дрова, мыть посуду и полы во всем доме, а в степи — полоть. Делать что-то другое я не могла, ведь не знала их языка.
Возилась ловко, хозяин никаких замечаний не делал. Кормили хорошо, сначала ела отдельно, а потом стала кушать вместе с хозяевами. Удивляло одно, что они всегда завтрак и ужин ели с хлебом, а обед — нет, было неудобно задавать вопросы, но ничего не поделаешь — у них так заведено.
Со временем начала понимать немецкий язык, понемногу научилась говорить сама, стало намного удобнее. У хозяев своих детей не было, поэтому ко мне относились хорошо: не ругали, не били, работала как положено, еще и помогала хозяйке кормить кур, гусей, убирать в доме и дворе.
Все было хорошо, но я как пленница очень скучала по маме, родным, связей не было никаких.
Однажды хозяйка дала мне денег и сказала, чтобы ехала в город и купила себе ткань, которая мне понравится, а она сошьет для меня новое платье. Села на велосипед и поехала. Еду и думаю: \»Зачем взяла велосипед, а вдруг украдут, пока буду в магазине?!\» А когда приехала, то меня поразило, что велосипедов было много, и все они стояли в специально сделанных для этого клетках.
Оставила там свой велосипед, но постоянно поглядывала через витрину, чтобы не украли. Купила ткань, привязала к багажнику и поехала обратно.
Приезжаю домой, а ткани на багажнике нет. Начала плакать, а хозяйка говорит: \»Езжай по той же дороге, поглядывай внимательно на столбы и там найдешь свою пропажу\». И, действительно, увидела, что на одном из столбов прицеплен мой сверток. Я очень обрадовалась и одновременно удивилась, что никто не украл, в России такого не произошло бы. Впоследствии хозяйка сшила мне платье, купила красивую кофточку и нижнее белье и заставила переодеться в новую одежду.
Приближался час победы, советские войска дошли до Берлина, начали возвращать пленных и рабов. Стала собираться домой, хозяйка просила не уезжать, а остаться, уговаривала, даже плакала, но я очень хотела домой.
После освобождения нас отправили на станцию, погрузили в вагоны, и мы ехали в течение мая, июня, июля, августа, сентября и только 2 октября я вернулась домой. Несколько раз нас выгружали, и мы неделями сидели в помещениях больниц или госпиталей с разбитыми окнами, или поезд загоняли в тупик на 3-4 суток, пропуская поезда с солдатами, которых везли на войну с Японией на Дальний Восток, или с разным грузом, награбленным немцами…
И все-таки я убедилась в том, что немцы, хотя и не все, — порядочные люди, с человечными взаимоотношениями перед близкими, окружающими и самим собой.
29.07.2015г
