Понятно, что из дома выйду уже совсем, совсем другим
в пристойном виде без обиды на самых близких, дорогих.
О помрачении рассудка в буранах, вьюгах, – позабыв
о самоволках…Понятно, что из дома выйду уже совсем, совсем другим
в пристойном виде без обиды на самых близких, дорогих.
О помрачении рассудка в буранах, вьюгах, – позабыв
о самоволках беспробудных с мечтой возвратных перспектив.
В реальный вклиниваясь праздник с внезапной как бы стороны,
как до смешного безобразным в гульбе себя не уронить?!
Как это там у Мандельштама пришло: «Прыжок, и я в уме»!
Здесь стыд и срам совсем не драма, и всё же истины момент!
Нет, лучше образом привычным неповторимо повторить
«свои абзацы и кавычки», – ведь то, чего не может быть
случится, так или иначе, – пути все сходятся во мне,
и только мне свои задачи решать в заветной тишине.
Когда вперёд бросаешь тело за словом, продолжая путь
инерционным беспределом, — всё надоест когда-нибудь, —
то неизбежное паденье, что обусловленный подъём, –
слаб человек, пусть даже гений при празднике, что есть при нём!
Душой сначала, после телом болея, за грехи платя,
меняем кожу за неделю без смены грязного белья!
Линял же и до полугода, как хроник в хроникальной мгле,
стирая в пыль в себе урода, раба, привыкшего наглеть!
И есть смирение достойных, и есть лирический почин,
страх как боязнь за честь и совесть: что пожелал, то получил!
И ни на что уже не надо пенять, о чём-то сожалеть, –
непредсказуемо-фатальны и равноценны жизнь и смерть!
