ПУТНИКИ
Как только солнце скроется за лесом,
Мы двинемся. И будем так идти
Навстречу тьме, сквозь тьму и оставляя
Ее кромешный холод позади,
Покуда…ПУТНИКИ
Как только солнце скроется за лесом,
Мы двинемся. И будем так идти
Навстречу тьме, сквозь тьму и оставляя
Ее кромешный холод позади,
Покуда силы не оставят нас
И новые лучи не напитают
Усталый и отчаявшийся дух.
Как только солнце скроется, мы выйдем.
Возьмем с собой не только хлеб и книги,
Но твердое терпение взамен
Пустой мечты о лучшей сладкой доле.
Идти мы будем молча. Иногда
Оглядывая пристально кругом
Лес молодой, пологий склон, поляну,
Пропитанную солнечным теплом.
Под одинокой скрюченной сосной
Приляжем ,отдохнем, но не надолго.
Нам надо путь проделать до конца –
Не просеки, тропы или дороги,
Не области, страны или предела
Земного круга, но – самой души.
Там, где её границы – есть Иное.
И мы к Нему пойдём, как только солнце
Укроется за лесополосой.
ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ
(нюктюрн)
Ярче окна у дома соседнего,
Приглушенней дворовая речь.
Ты сняла с себя все до последнего
И уже приготовилась лечь.
Нежно ёжась от прикосновения
Охладевших ладоней земли,
Ты уже на пути к сновидениям,
Что восходят клубами вдали.
Так войди в эти тонкие простыни
И укройся скорей с головой!
Всё, что дрогло изнеженной осенью,
Отогреется долгой зимой.
ТА
Когда-то ты меня не знала,
Но, верно, чувствовала, как
Дохнет однажды из прогала
С земли сбивающий сквозняк.
И я не знал, но в ощущенье
Была дана мне красота,
С которой сталкиваясь зреньем,
Я мог воскликнуть только: Та!
ПРЯТКИ
Если б был я умный-умный,
Как ( тут список ого-го! ),
Я сложил бы ум как сумму
И запрятал глубоко.
Если б был я щедрый-щедрый,
Как ( тут список меньше чуть ),
Я бы тщательно ( пусть — тщетно )
Это скрыл бы как-нибудь.
Если б был я добрый-добрый,
Как ( тут список в пару строк ),
То холодной гладкой коброй
Я зарылся бы в песок.
Если б был я нежный-нежный,
Как ( тут знаю лишь жену ),
Я б во тьме глухой кромешной
Сам себя увлек ко дну.
Почему же я так нудно
Прячусь в тень небытия?
Потому что это будет
Лишь ( см. списки ), но не я.
ПАСТОРАЛЬКА
Ночью поздней, утром ранним
И уже почти без сил,
В облаках твоих желаний
Все парил бы и парил.
Все бродил бы и бродил бы
Я в твоих тенистых снах,
Где объятий прототипы
Зеленеют на ветвях.
Но разлука есть разлука,
У нее свои права —
Ни полслова, ни ползвука
На призывные слова.
Безответная морока
Тянет долгую межу.
Я на дне твоих упреков
Камнем брошенным лежу.
ВСЕ О СЕБЕ
Серьезно и старательно
Вся в муках и борьбе
Душа иносказательно
Поёт лишь о себе.
Предметы воздыхания
Проходят чередой
И все её страдания
Лишь о себе самой.
Она впадает в мистику,
В истерику, в дурдом.
Она парит то листиком,
То шаром, то орлом.
Меняет формы, звания,
Обличия и стать.
Её при всем желании
На главном не поймать.
Так пой же, пой, столикая,
Лишь о себе одной,
Судьбу иную кликая
И становясь иной.
БОМЖИК
Про что-то тайное, заветное,
Чего не знает даже мать,
Я мог бы многое, наверное,
Тебе при встрече рассказать.
Но ты живешь в своей реальности,
Где веришь искренне в свое,
Где я всего лишь бомжик жалостный,
Перебирающий старье.
НЕ СПЕША
Постепенно и не сразу,
Раскрывая короба,
Небывалые алмазы
Преподносит нам судьба.
Неожиданные грани
Вышлифовывает нам:
Так ноябрьским утром ранним
Удивляешься снегам,
Так в апреле в одночасье
Вдруг кончается зима.
Сердце в счастье и в несчастье
Набирается ума.
И душа ни днём, ни ночью
Не смыкает свет-очей.
Только ум никак не хочет
Быть сердечней и теплей.
Всё торопится повсюду
Сунуть свой холодный нос.
И неспешной жизни чудо
Происходит не всерьёз,
И теряются высоты,
И мутнеет глубина,
И минуты, словно соты,
Заполняет белена.
Не спеши. Дождись, покуда
Ум сердечность обретёт.
И возвышенности чудо
Отразят глубины вод.
ВОТ, СМОТРИ
Давно в себе я обнаружил
Закономерность. Вот, смотри:
Чем больше осени снаружи —
Тем меньше осени внутри.
Я к этому привык и даже
Рассматриваю как клише:
Чем больше осени в пейзаже —
Тем меньше осени в душе.
ВЫШЕ
В осенних солнечных наплывах
Яснее радость и печаль.
Течет, течет неторопливо
Из дали леса — поля даль.
И — дальше, дальше, а за нею —
Неугасаемый закат.
И жизнь становится длиннее
На брошенный чуть выше взгляд.
ПРОГУЛКА
Иду неспешно по деревне,
Не поднимая головы.
Жизнь облетает, как деревья,
И осыпается, как рвы.
Восходит утро грустью ранней.
Во всех путях, со всех сторон
Природа учит замиранью,
Необходимому, как сон.
Все покрывая мелкой дрожью,
Уже предчувствуется лед,
И жизнь сама себя итожит
На каждый день, на каждый год.
О, даль моя! О, сень излета!
Как хорошо с тобой сейчас
Предвидеть радостное что-то,
Не поднимая грустных глаз!
РОКОВОЕ
По недомыслию ль какому,
По недогляду ль, но меня
Все время тянет к роковому,
В объятья тайного огня.
Необъяснимая отрада
Таится в глубине болот.
Душа неведомому рада
И бездну мрачную зовет.
Дождем сметающим и шумным
Жизнь надвигается из тьмы.
Не раз губящим и безумным
Кончали лучшие умы.
От ясной стройности следа нет,
Дрожит остаточек канвы,
И мысль последняя слетает
С неоперенной головы.
РАССЕЯНИЕ
В строенье струй осенних,
В раздрае ветровом
Я счастливо рассеян
О чем-то о своем.
Проходят как сквозь пальцы
Все суматохи дней
И чудеса толпятся
У солнечных дверей.
А там в пылу заката —
Иные чудеса!
О, дивные палаты,
Тугие паруса!
И жизнь плывет на север
Подобно кораблю.
Я осенью рассеян
На тысячи \»люблю\».
ОСЕНЬ
Опять пестрят ручьи по тротуарам
И в воздухе разлит пьянящий дым!
Мне кажется, когда я стану старым —
Я буду очень добрым и смешным.
Залажу я бубнить чудную строчку:
Пур лов крикое таис дезире.
И круг забот в одну сожмется точку,
Как жизни луч — в обрубочек тире.
Дыша любовью на пьянящий ладан,
Молитвенным питаясь молоком,
А ты — а ты! — какой ты станешь рядом
С веселым и беззлобным стариком?
ЧТЕНИЕ
Я умею читать
По твоим волосам
То, куда возрастать
Уготовано нам.
И куда восходить
Под разящим ножом.
Время вьет свою нить
И тебя бережет.
А над ним свою власть
Льет Иерусалим.
Ни тебе не упасть
И ни прядям твоим.
Собери хоть в пучок,
Хоть платком оберни,
Я уже вовлечен
В лучезарные дни:
Дольше века, прямой,
Детских страхов и снов,
Даже жизни самой
Как основы основ,
Дольше пауз любых,
Белых дыр между строк
И длиннее любви
На один волосок.
КРУГ ОБЩЕНИЯ
Мой круг общенья узкий
И уже с каждым днём.
Я знаю только русский,
И то – со словарём.
Ко мне не ходят в гости
И сам я не хожу.
И, как собака кости,
Вчерашний день гложу.
Как было многолюдно
И в сердце и вокруг!
Кто хитрый был, кто нудный,
Но, всё равно, как друг.
А нынче все прекрасны
Внутри и на лицо.
Но круг мой ежечасно
Сужается в кольцо.
Лишь ты – моя супруга,
Обручница моя, —
Не выпадешь из круга
Общенья и житья.
ВЕДУНЬЯ
Все, что ты говорила,
Я запомнил, как мог:
Про чудесную силу,
Что живёт среди строк,
Про тоску недословья,
Что с рожденья дана,
И что только любовью
Усмирится она,
Про каверканье букоф –
Зряшный инфантилизм, —
Ты уж с этою штукой
Как-то определись,
Про излив интонаций,
Их подвижный изгиб,
Те, что каждой из наций
Формируют мозги.
Говорила про голос,
Тихо и не спеша,
Что является голой
К нам сквозь горло душа.
Говорила – варила
Свой отвар-говорун.
В сердце тонкая жила
Напрягалась меж струн,
И звенела, и пела,
Как чудной арлекин,
Что шептался несмело
С темнотою один.
МЛАДЕНЧЕСКИЙ СОН
Безутешность, как обычно,
Снова скрылась, утекла.
Так легко, так непривычно
Жить под сердцем у тебя!
И пока я, как зародыш,
Кувыркаюсь в животе,
Ты задумчивая бродишь
По цветастой широте.
Ты проходишь долготою
По нетоптанным степям.
Я гляжу на всё тобою
И вдыхаю сквозь тебя.
Словно купол позолотой,
Увенчавший тихий скит,
Теплотою и заботой
Я спеленат и покрыт.
Все кончается, конечно,
Обрывается, как нить.
В эту злую безутешность
Не хочу я выходить.
СНЕЖНЫЙ ДРУГ
1.
Здравствуй, здравствуй,
Мой прекрасный
Друг по вере и судьбе!
Тяжким летом ежечасно
Вспоминал я о тебе.
Думал, как тебя я встречу?
Что поставлю я на стол?
Ты пришел и стало легче.
Хорошо, что ты пришел.
Эта тяжесть непогоды
Мне уже не тянет рук —
На короткие полгода
Снова рядом верный друг!
2.
Здравствуй, здравствуй,
Гость нечастый!
Я соскучился, входи.
Мало чем могу похвастать,
Так что строго не суди.
Без тебя терялись мысли,
Сохла жизнь, душа текла
Теплой жижей, словно мы с ней
Жили только для тепла.
Но с тобою все получит
Новый смысл, и ход, и строй.
Пусть душа не станет лучше,
Но останется душой.
3.
Здравствуй, здравствуй,
Друг мой ясный!
Чистый, белый, неземной.
Знаю точно — не напрасно
Повстречались мы с тобой.
В городах тебя не любят:
Травят солью и песком.
Ты прости нас, мы же люди —
Губим всех, кто незнаком.
Мы с тобой еще немного
Посидим, а там, глядишь, —
Ляжет новая дорогая
По ступеням черных крыш.
ГОТОВЫЙ ОТВЕТ
Ты ли в сердце просияешь,
Солнце глянет ли в окно, —
Точно знаю про себя лишь
Неизменное одно:
Никогда уже не буду
Я достойным ни тебя,
Ни лучей, что отовсюду
Льются, ластясь и любя.
И когда на дне чертога
Окажусь — убог и наг,-
Я дождусь, когда от Бога
Ты подашь надежды знак,
И протянешь тонкий лучик
Сквозь густую толщу лет.
Но на этот дивный случай
У меня готов ответ:
Не достоин я спасенья.
Здесь на самом донном дне,
Только б ты огнем осенним
Все сияла бы во мне!
МРАК
В голове моей болезной
Мрак сгущается железный.
Не расцвеченный никак,
Просто черный-черный мрак.
Чтоб понять его истоки,
Нужно мне покинуть сроки.
Но у времени в плену
Вечность я за хвост тяну.
Завладев душой и телом,
Он выходит за пределы.
Все квартиры и дома
Заполняет эта тьма.
И теряются во мраке
Все деревья, люди, знаки.
Из протемья своего
Я не вижу никого.
Кто мне луч протянет тонкий
Или звук подаст негромкий?
Кто ко мне прийти готов
На лишенный силы зов?
Может, нет во мне движенья,
Слуха, голоса и зренья?
Может, это я — дурак —
Лишь во сне увидел мрак?
Наяву же — все чудесно,
Все открыто, все известно!
Отчего же так с ума
Сводит гибельная тьма?
Но в процессе размышленья
Вдруг приходит разрешенье:
Без надежд и лишних врак
Я и есть тот самый мрак.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Опали листья. Обнажились —
Шестиполосное шоссе,
Жилой квартал и те, кто жили,
Живут и будут жить, как все.
За ним — пролесок в серой дымке,
А дальше — сколько хватит глаз —
Пустое поле с коркой дынной,
Что посредине улеглась.
Испита тяжкая опала,
Повержен солнечный кумир,
Дохнул мороз, листва опала
И я вернулся в этот мир!
КРОШКА-ЕНОТ
Тот, кто сидит в пруду моих
И страхов, и страстей,
Дай отдохнуть хотя б на стих
От строгости твоей.
Дай выплеснуть все то, что мне
Обрыдло. Дай спалить
В слепом безжалостном огне
Связующую нить.
Я воспарю как легкий шар!
И молнией в ночи
Моя бессмертная душа
Заблудших обличит,
И мысль моя как зоркий дух
Прозрит на сотни лет,
Расправит парус тонкий слух
На трубный зов планет!
Я, мне, моя — почти в гранит
Одет пузатый стан.
А тот в пруду сидит — молчит.
Заткну и я фонтан.
УСТА В УСТА
Всякий раз возвращаясь в начало,
Я тебя застаю на устах.
Мы ютились в панельных пеналах
И варились в кирпичных котлах.
Укрываясь мечтою лоскутной
Из кусочков нездешних картин,
Мы бросали себя на распутье,
Прямо в логово гиблых трясин.
С Божьей силой из них выбираясь,
Берегли от непрошеных чувств
Эту связь, эту прочную завязь
Наших сросшихся намертво уст.
ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ
Мне ничего уже не надо.
Противу всяких укоризн,
Сквозь пальцы, ветви и ограды
Теки, теки, чужая жизнь.
Я постепенно холодею,
Увиты инеем края.
Когда-то ты была моею.
А нынче — больше не моя.
Теки, теки в святое лоно
Моей возлюбленной, спеши
Пространство оно, время оно
Обжить ионами души.
И только там ты будешь рада
Остаться, клеточку вкропя.
А здесь мне ничего не надо —
Ни слез, ни боли, ни себя.
В СТАРОМ ПАРКЕ
Как этот месяц номер девять
Завернут в желтую пургу,
Я сам все вижу, а поделать
Ничто, по счастью, не могу.
Мне так тепло в холодном ветре
И так уютно в пустоте,
Как серой замершей Деметре
В своей безвольной наготе.
ПЛАВАНИЕ
По холерной весне,
По чумному лету
Проплывал, как во сне,
Ошалев от света,
Ошалев от огня,
Как прусак от дуста.
Только осень меня
Приводила в чувство.
И по складу ума,
И по складкам кожи,
Мне милее зима,
Чистый снег дороже.
Так растратив судьбу
На печаль покоя,
Я хотел бы в гробу
Увидать такое.
ВСЕОЩУЩЕНИЕ
Я долго-долго жил в глуши.
И я отвык довольно быстро
От суматошности души
На все готового артиста.
Я вжился в ритм теченья туч,
Подъема трав, движенья солнца,
Когда мой взгляд, как тонкий луч,
Всего не торопясь коснется.
И медленно я прозревал,
Что перемена тьмы и света —
Огромный движущийся вал,
А переход с зимы на лето –
Как безразмерная волна
Лесного озера живого.
И здесь в глуши достиг я дна
Всеощущенья мирового.
СБЫВШЕЕСЯ СЧАСТЬЕ
Ты здесь одна — в незыблемой стране
Моих восторгов, слез и междометий.
Нет никого, кто смог бы жить во мне
И выжить в дни сердечных лихолетий.
Ты все превозмогла. Душа твоя
Еще не верит сбывшемуся счастью.
Но что я говорю? Ведь это я
В твоей вселенной сумраком сгущаюсь!
ОСЕНЬ
Опять пестрят ручьи по тротуарам
И в воздухе разлит пьянящий дым!
Мне кажется, когда я стану старым —
Я буду очень добрым и смешным.
Залажу я бубнить чудную строчку:
Пур лов крикое таис дезире.
И круг забот в одну сожмется точку,
Как жизни луч — в обрубочек тире.
Дыша любовью на пьянящий ладан,
Молитвенным питаясь молоком,
А ты — а ты! — какой ты станешь рядом
С веселым и беззлобным стариком?
НА ИЗЛЕТЕ ЛЕТА
Зачем так много солнца и любви
Мне одному? Зачем так много света
В легковоспламеняемой крови
Теснится снова на излете лета?
О, дай вдохнуть! Мне больше не вместить!
Но скачут в сердце солнечные зайцы!
И страхи словно семечки в горсти
Уже готовы прорасти сквозь пальцы.
А небо все просторней и синей
И все мелее тучи огорчений.
Так на излете лета вдруг сильней
Предчувствие незримого лученья.
ЧЕРНИЧНЫЙ ЛЕС
(Посвящается С. Осьминину — другу и композитору)
О, дни мои, скрепленные разлукой,
Прошитые безжалостным лучом,
Омытые внутрисердечной мукой,
Как лес черничный утренним дождем,
Стоите вы качаясь, чуть касаясь,
Друг друга нежно лапами ветвей
И серый, на меня похожий, заяц
Меж вас проходит, навострив ушей.
И в глубине земли, сплетясь корнями,
Вы шепчете друг другу слов любви.
И я пленяюсь вашими речами,
Что вверх стремят и таются в глуби.
И до — и сквозь — и после всех небес —
О дней моих живой черничный лес!
ОЗЕРО, БЛИН, ДУША
Смотрю на озеро и вижу
Живую, но пустую гладь.
Но даже если встану ближе,
Мне глубины не увидать.
И лишь игра предположенья
Мне говорит о сотнях рыб,
Что в легком сумрачном скольженье
На взгляд попасться мне могли б.
Так и душа моя для многих, —
Какой бы тайной ни жила, —
Широкий блин среди пологих
Уютных берегов тепла.
МИЛОЙ НА МЫЛО, ЧТОБ НЕ ЗАБЫЛА
Посади березку на моей могилке.
Сосенку, рябинку тоже посади.
Как сажать — подробно всё найдёшь по ссылке
http://domir.ru/house/?file=posadka1.php
А про то, где взять их — уж сама найди.
Загляни в питомник, поищи на рынке,
В дендросаде тоже выбор есть большой.
Ну, а можно сделать просто по-старинке:
Съездить в лес ближайший. Только — не одной.
Пусть тебе помогут дети или внуки.
Было бы не плохо съездить тем и тем.
Ты к тому моменту взять не сможешь в руки
Тяжелее тряпки ничего совсем.
Так что ты не делай ничего руками,
Старости глубокой пусть окажут честь.
И не ставь ограды, только голый камень
Посреди деревьев положи как есть.
Напиши на камне: \»Здесь лежит раб Божий\»,
Или — \»раб желудка\», или просто — \»раб\».
Господином зваться — надо лезть из кожи.
А оно мне надо? Я и так ослаб.
Или что попроще: \»Сдесь лежыт кросавчег\».
Прямо по-олбански так и напиши.
Пусть поржут, кто в теме. Ну, а как иначе
Передать веселость трепетной души.
Напиши… А лучше — нарисуй собаку!
Глупую дворнягу с красным языком!
Чтобы хвост колечком, лапы враскоряку,
Чтобы охраняла временный мой дом.
ВСТРЕЧА
О, Боже! Нет, постой! Не называй
Себя по имени! Ту, что я помню
Под этим именем, как будто бы уснула
В хрустальном саркофаге. И никто
Так и не смог ее расколдовать
Холодным поцелуем теплых губ.
И до сих пор она еще лежит,
Слегка качаясь на цепях забвенья.
Лишь ветер, как услужливый сосед
Заходит пыль стереть и дом проветрить.
Пусть будет все как есть в моих мечтах,
Воспоминаньях. Пусть другое имя
Отныне станет контуром того,
Что встретил я.
Да только я ли это?
НОВОСЕЛЬЕ
Мы снова с тобой новосельцы
И жизнь обживаем опять.
Ты — тайна, в которую сердце
Так любит себя погружать.
Я снова как будто бы внове
Твои прозреваю черты
И вижу, что в самой основе
Как будто бы прежняя ты.
Как то же пространство у комнат,
И та же из крана вода,
И, кажется, жизни искомой
Уже не найти никогда.
И поиск все реже и уже,
Но сердце трепещет, любя,
Когда с каждым разом все глубже
И глубже уходит в тебя.
ХУДОЖНИК
(Посв. Игорю Сапожкову, который так и не приехал в гости)
Он бродил по безлюдному берегу моря.
Ни веселье, ни грусть не томили его.
Потому что познав безысходное горе,
Не вмещается в сердце почти ничего.
Лишь священный восторг перед этой равниной:
То лазурной, то серой, то синей, то, вдруг,
Отливающей сталью тяжелой, глубинной,
Под которой уснули движенье и звук.
Только — цвет! Только — радость упития цветом!
Только — обморок красок и спазмы мазков!
То, что умное сердце вмещает, на это,
Слава Богу уже не хватает мозгов!
Он все видел совсем по-иному. И вскоре
На холсте появлялась та бледная тень
Побережья пустого, безвидного моря,
Над которым смыкал очертания день.
КОЛЫБЕЛЬКА
Душа моя, усни, моя
Лесная, необорная,
Сойди в необъяснимое,
Добавь неразговорного,
Оставь чужие шуточки,
Все выверты и горечи,
Здесь твоего ни чуточки,
Ни капельки, ни сколечки.
Ты у цветочка алого
Склонись мычащим чудищем,
За неименьем малого
Живи несуществующим.
И снова будь доверчивым
На все согласным пьяницей,
И жди покуда вечное
В тебе не устаканится.
Как от удара Каина
Не сокрушаясь, падая,
Сойди во что-то тайное
И выйди неразгаданной!
ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР
Уж солнце скрылось. Но по небу
Ещё блуждает нежный луч,
Как будто брошен на потребу
На растерзанье грубых туч.
Но он погибнуть не боится.
Он точно знает: через ночь
Вернётся утренней зарницей,
Чтоб грубость лаской превозмочь.
ОЩУЩЕНИЕ
В синем сумраке, в белом тумане,
В чёрном небе и в красной земле
Есть одно, что тебя не обманет –
Ощущенье движенья к зиме.
Возвратясь из бессолнечных странствий,
Потеряв хронологию дней,
Холодею душой и пространство
С каждым днём холодеет сильней.
Этот мир превращается в льдину
И становится минусом плюс.
Словно Арктика дышит мне в спину,
Если к прошлому я повернусь.
Но всё дальше июльские полдни
Детских лет. И ни сердца, ни рук
Мне не греют уже. И не вспомнить
То, что цвет потеряло и звук.
Не найти ни в душе, ни в кармане
То, что дремлет в обугленной мгле,
В синем сумраке, в белом тумане,
В чёрном небе и в красной земле.
ВОПРОШАНИЯ
Каждый вечер вопрошаю
Я себя среди тиши:
Неужели даль большая
Меньше любящей души?
Не воротится обратно
Дух тяжёлый и чужой.
Неужели это – правда
И ты счастлива со мной?
МНЕ НЕ ПОНЯТЬ
В суровый рай твоих пределов
Вхожу я, голову склоня,
И ты глядишь оледенело
На беспокойного меня.
Твоим немыслимым покоем
Я отведён за рамки лет,
И не понять мне: что такое,
Когда ты – всё, меня же – нет.
ТОГДА КОГДА
Когда встаёт рассвет зелёный
Над умудрённою землёй,
И та с улыбкой благосклонной
Взгляд обращает голубой.
Тогда все шорохи и страхи,
Что обживали эту ночь,
Уходят в прах, чтоб там во прахе
Себя до речи превозмочь.
ПО МОТИВАМ ЭРИКА КЛЭПТОНА
«I would be the sunlight in your universe»
Если б ты была вселенной,
Чей неизглаголан вид,
Той, в которой неизменно
Жизнь летучая кипит,
Я б на все оттенки света
Обмирающе глядел,
А потом шальной кометой
Всё летал, ища предел:
Есть ли он в твоей природе?
Не видать нигде краёв.
Как в том старом анекдоте:
Неужели, всё моё!
Ну, а после, постепенно
Я б остыл в ладонях сна.
Если б ты была вселенной…
Но ты больше, чем она!
