1
В душе моей покоя нет,
И не назрел еще ответ,
На тот вопрос, что встал однажды,
Когда мой старый верный друг
Мне о тебе поведал вдруг,
В душе моей покоя нет,
И не назрел еще ответ,
На тот вопрос, что встал однажды,
Когда мой старый верный друг
Мне о тебе поведал вдруг,
На берегу познанья жажды…
Катила медленно река
Ту память вод издалека,
Которой не было предела,
И слушал я его рассказ,
Вода притягивала глаз,
И мгла у берега редела,
И брезжил трепетный рассвет –
Я видел жизнь, я видел свет.
2
Я видел жизнь, я видел свет,
И суету своих побед
Осознавая в полной мере,
Я не жалел ни дух, ни плоть,
Как будто мне сказал Господь –
«Да будет каждому по вере»…
Мираж всесильного добра,
Как древа старого кора,
С приходом срока отмирает…
Но в дальней дали за рекой,
Махнув корявою рукой,
Следы неверия стирая,
Мне мир иной на откуп выдал,
Камчатский древний, мудрый идол.
3
Камчатский древний, мудрый идол,
Ни в коей мере не обидел,
Ни веры в Бога, ни креста,
Ни капищ малого народа…
Его родившая, природа,
Так велика и непроста,
Что я, поникши головою,
В прозренье видел пред собою
Всю суету сует мирских,
И поглощенный этим пленом,
Мне мир казался Пелекеном,
Владельцем суш и вод морских,
И он, как будто, сны верстал,
Мне что-то на ухо шептал.
4
Мне что-то на ухо шептал
Мой друг в преддверии начал,
И песни пел о Лукоморье,
И просыпался род людской,
Борясь с сонливою тоской,
Как заболевший детской корью.
А я, забывшись, сам в себе,
Сидел на берега горбе,
И ждал явления Ярила,
Как берендеи ждали встарь,
Как ждет любая божья тварь…
Душа вздувалась, как ветрило,
И взором я тебя искал
У изголовья вечных скал.
5
У изголовья вечных скал,
Где ветер небо полоскал,
Мой самолет земли коснулся –
Я прилетел искать ответ,
Спустя всего семнадцать лет,
Когда мне случай улыбнулся.
На склоне пасмурного дня
Мой старый друг спасал меня,
В моих бегах от жизни гладкой,
И за здоровье водку пил,
И за прилет благодарил,
Даря меня землей камчатской.
И в первозданном, диком виде,
Я мир нетронутый увидел.
6
Я мир нетронутый увидел,
На табуне лошадок сидя,
Я за Албанцем поспешал,
Вперед, к подножию Авачи,
От счастья, только что, не плача,
Почти что, подвиг совершал…
И открывалось, как на блюде,
Все то, чего не видя, люди
Боятся кинуть материк,
Как зону, вечные сидельцы,
От жизни брать и красть умельцы…
Но я готов держать пари,
Что их на части рвет раздрай!..
Не космос, нет! Не ад, не рай…
7
Не космос, нет! Не ад, не рай –
И не свободные ветра,
Их души жгут, и болью точат,
А золотой, ручной бычок…
И будет с них. Конец. Молчок
О том, как люди сволоточат…
Живи пропащий человек,
Покуда, твой не кончен век,
И камни жди от урожая,
И засевай свое жнивье
Своим роскошным неживьем,
Себе подобных, унижая…
Но грязью этой не марай,
Почти глухой, медвежий край.
8
Почти глухой, медвежий край,
Моя любовь, моя пора
Вкушать твои медвежьи ласки,
Платить стихами за добро,
Сосущей болью под ребром,
Разлуки чувствуя опаску.
С тобою жизнь свою сверять,
И без оглядки доверять
Свою судьбу твоим подсказкам,
И распахнув вовсю глаза,
Смотреть на сопки и леса,
И, словно в детстве, верить сказкам,
И целовать, склонившись волны,
«Где лес и дол видений полны».
9
«Где лес и дол видений полны»,
Пурги заоконные стоны
Тоскуют, плачут и поют,
В природной прихоти невинны,
Сдирая кожу с зимовины,
Тревожат кухонный уют.
Мы с другом пьем, и в ус не дуем,
Он говорит: «Не дрейфь! Пургуем!..
Все это к вечеру пройдет»…
Ему не верить я не в силах,
И не смотря на холод в жилах,
Уже все ведал наперед.
Но снег, как белая гроза,
Слепил уставшие глаза…
10
Слепил уставшие глаза,
Огонь. Набухшая слеза
Увидеть свет не захотела,
Ненастный вечер отходил,
И дух сознанье победил,
Своим бесплодьем… Плотность тела
Давила, но была легка,
Зудела правая рука,
К перу тянулась и бумаге,
От плотской нечисти грехов
К невинной святости стихов,
Уста вкушали горечь влаги,
Но ум, как света полоса,
Вздымался круто в небеса.
11
Вздымался круто в небеса
Мой белый ангел, и лица
Его уже совсем не видно,
Он таял где-то в вышине,
Забыв наверно обо мне,
Страстями жившего бесстыдно.
И пусть. Но только видит Бог –
Я по-другому жить не мог,
В презренном рабстве изнывая,
Едва лишь тлеть, а не пылать,
И только рая лишь алкать,
Великий мир не познавая,
Где сопки были благосклонны,
И у подножья бились волны.
12
И у подножья бились волны,
И были к берегу наклонны,
В излете, крадучись к ногам,
Лизали холодом подошвы,
И тяготились бурным прошлым,
Стремясь к отлогим берегам.
Шуршали нехотя и тихо,
И отступало злое лихо,
И растворялось вдалеке,
В Камчатской трепетной юдоли,
И я щепотку моря соли
Держал в немеющей руке,
И с неба падал легкий пух,
И замирали плоть и дух.
13
И замирали плоть и дух,
В предсмертном теле белых мух,
Когда они волны касались,
Сливаясь с вечною водой,
Любая жизнь тогда бедой
Неоспоримой мне казалась.
Но было всё совсем не так,
И сердце туго билось в такт
Сурово правящей природе,
И, чуя истинность свою,
Я знал уже, что я спою,
Тебе сонета что-то вроде…
И день мерцающий потух,
Где миром правил вещий Кутх.
14
Где миром правил вещий Кутх,
Казалось, зрение и слух
Приобретали измененье,
Устои рушились основ,
И не хватало нужных слов
Обрисовать души смятенье.
Теперь бегут за днями дни,
И ты. И я. Мы вновь одни,
Осиротевши друг без друга,
Но благодарен я судьбе
За то, что я сказал тебе:
– Камчатка, ты моя подруга!..
Но, Боже мой, как много лет
В душе моей покоя нет.
15
В душе моей покоя нет,
Я видел жизнь, я видел свет,
Камчатский древний, мудрый идол
Мне что-то на ухо шептал,
У изголовья вечных скал
Я мир нетронутый увидел.
Не космос, нет! Не ад, не рай –
Почти глухой, медвежий край,
«Где лес и дол видений полны»,
Слепил уставшие глаза,
Вздымался круто в небеса,
И у подножья бились волны,
И замирали плоть и дух,
Где миром правил вещий Кутх.
