Сентябрьский полдень, светит, но не греет,
Молчит овраг пробелом между строк.
А по дороге вновь бредут евреи,
Под лязг затворов, окрик: «Ширше крок!»
Молчит овраг пробелом между строк.
А по дороге вновь бредут евреи,
Под лязг затворов, окрик: «Ширше крок!»
Старик и скрипка, горькие скитальцы
в любом краю: Синае, на Руси.
На древней эфе занемели пальцы,
А губы шепчут: «Господи, спаси!»
Старик, а помнишь, как под Марсельезу
Ты вёл народ сквозь плахи и кресты?
И твой смычок, он был священным жезлом,
Ты ж был Моше — спасённый из воды.
Ты мог Гопак, Мардяндю с Чирибимом,
Как ты играл средь радостных зевак.
Не плачь, старик, нас всех когда-то примут
В иных краях, где всё совсем не так.
Где нет войны, погромов, самосуда,
Нет пулеметов, рвущих чью-то нить.
И там никто вослед не крикнет: «Юда!»
А значит, можно, братец, просто жить.
И пусть ушли надежда, смысл и силы,
И вороньё готовит страшный пир.
Но врежь им, старче, на краю могилы,
Шалом Алейхем, древнюю, как Мир.
И грянул залп! Расправив злые жала,
помчались пули, скорчилась трава.
И там, в крови, как будто крови мало,
там чья-то скрипка горькая лежала
Под вечным небом, общим для людства.
