я терзал
ее плечи.
фаланги пальцев.
стопы.
хрящики на локтях.
будто она состоит из пазл,
которые друг с другом…я терзал
ее плечи.
фаланги пальцев.
стопы.
хрящики на локтях.
будто она состоит из пазл,
которые друг с другом не состыкуются.
руки побиты, словно ползала по грязной земле, натыкаясь на каменные причалы,
и пытаясь
хвататься ладонями за края вырытых для нее могил.
она смотрит в кадык. смотрит в плечо. прожигает насквозь взглядом ребра.
я прошу ее,
отметить число
по шкале равной до двадцати,
какого это, быть чужим и потерять надежду?
а она смеется.
улыбкой картонной, смехом детским и неприличным.
похожим на истерический.
улыбается мне, сиплым смехом.
тыкает в грудь указательным пальцем, просит перефразировать.
— прекрати о любви, я прошу.
не волнуйся, у меня не болит, ты смотри.
ничего уже не болит. не вини себя.
смеется.
корчится.
пальцы заламывает сама себе, хрустит так, будто давит букашек засохших на подоконнике.
а у самой скулы сводит, губы трясутся.
я спрашиваю ее
— тогда почему ты плачешь?
а она долго смотрит в меня, в самый нутрь, в самую глубину.
и говорит так тихо.
так тихо.
я обхватываю себя руками, чтобы не разорваться.
она говорит мне голосом. таким голосом. как тяжелые прутья по позвонкам, как голос тонущего ребенка.
— потому что мне
страшно.