Здравствуйте, участники Стихиры!
Это эссе — слабая, очередная, сумбурная и бесперспективная попытка докопаться до не зарытой нигде истины. Возможно, вся-то ценность его для многих…Здравствуйте, участники Стихиры!
Это эссе — слабая, очередная, сумбурная и бесперспективная попытка докопаться до не зарытой нигде истины. Возможно, вся-то ценность его для многих прочитавших состоится лишь в том, что инициирует желание всё оставить как есть, идти своей дорогой в собственную сторону!
Тем не менее,
1.
Два взгляда на одну Стихиру
Есть две крайности в оценке современного состояния ресурса с точки зрения качества контента:
Первая оценка — резкая и острая, как свежекупленная бритва:
Стихира — это кладовая стишков с самыми мощными закромами бездарного. Комбинат по производству питательной безвкусной искусственной икры. Кузница кадров гонителей и губителей поэзии. Среда обитания, взращивания и «обнагления» графоманов и читателей понаслышке.
Сточные воды нескончаемого трёпа, пустопорожнего времяпрепровождения в рифму. Девятый вал пошлости, способный потопить, захлебнуть массой волн вся и всё мало-мальски талантливое, поэтическое. Сборный пункт для всех не знающих поэтические ценности и не желающих их узнать. Массовая галерея душой написанных штампов, банальностей, слащавых сантиментов, фальшивых образов и уродливых красивостей. Библиотека хранения личных дневников записанных в столбик с как бы рифмованными окончаниями строк, и представляющих собою местечковую, подъездную, юртовую, локальную ценность. Колония пингвинов, позабывших значение слова «полёт», год за годом высиживающих потомство «рифмованное крылатое не летающее потомство». Это пивнушка с неубранными горами грязной посуды, озлобленными друг на друга и на весь свет официантками и опухшими от застольной дружбы завсегдатаями. Это потный ринг с кровавым мордобоем — квадрат борьбы твердолобых боксёров за место в рейтинге бездарностей, за пьедестал тщеславия, за подиум эпатажа!
Стихира — это ближайшее к людям место — самое отдалённое от поэзии. Это место близкое к поэзии, к тюремщик близок к арестанту! Место агрессивное. «соляно-кислотное» по отношению к ней — до жути, до ужаса, до невозможности в такое поверить! Вечный Колизей — арена зрелищ — круг с насыпанным песком, вперемежку с кровью, для прилюдной забавы людей над поэзией.
Лес настырных рук и щепки стёсанных надежд.
Вторая оценка — мудрая, как питон в повести Киплинга и художественная, как купола Василия Блаженного:
Стихира — это наглядная картина несчастной судьбы целых поколений многомиллионных потомков многострадального народа бывшей Российской Империи. Это руками организованное право на глоток свежего воздуха в душно-бездушной атмосфере литературных снобов — официальных представителей профессионального, если не делателей поэзии, то деятелей её. Это наглядный выход из положения массовой ненужности творческого потенциала масс. Это приют для одиноких сердец, постаревших мечтателей, повзрослевших детей своей монументальной матери-родины. Это дом престарелых надежд. Пансионат с видом на счастье и окнами во двор.
Стихира — это разрезающий ночь (светом и грохотом) пассажирский состав с дребезжащими стаканами в подстаканниках, с задушевным разговором в соседнем купе, с плачущим на руках ребёнком в плацкарте, подножным хрустом разбитого стекла в вагоне-ресторане и пронзительным взглядыванием девочки-подростка в омут вагонного окна, в бегущие огни полустанков и черные силуэты безымянной жизни.
Стихира — данность. Стихира — потребность. Стихира — необходимость. Стихира — реальность. Стихира — уникальное пристанище для народного творчества, крыша над головой, промокших насквозь от пожизненных слёз, но не утерявших радости людей. Стихира — дом для начинающих, кампус для изучающих и познающих, ночлежка для бездомных в собственном доме, хоспис для разуверившихся во всём, кроме собственных сил, кроме «самых любимых», кроме «не вернувшихся с полей…».
Стихира — альтернатива молчанию письменных столов, пустоте редакторских кресел, ожиданию
«погоды» у «моря» кабинетов. Стихира — сама жизнь, безудержная вода, пробившая себе путь и право на жизнь в твёрдых породах государственного и литературного равнодушия.
И то что сегодня на Стихире нет редакционных представителей литературных журналов и газет — беда, стыд и позор не Стихиры, а той «литературной челяди», которая отгородилась профессионализмом от собственного народа, а главное подстраховала нервы от непосредственного «общения в лоб», от прямого своего дела — неустанного поиска талантов, отгородилась, да так и застыла в позе Ленина на броневике с устремлённым вдаль безумным взором.
2.
Нет людей, кроме «этих»
Да, многие из профессиональных поэтов уже покинули Стихиру: кто-то устал от несправедливости и непрестанности забвения, кто-то отчаялся смотреть на ежедневные, ежесекундные массовые восхваления хлама и игнорирование талантов, устал от «грохота триумфа» посредственностей, от комизма кумиров и кудахтанья кукушек в ответ на вопли петухов, от нахваливания выщипанных перьев; кто-то испугался грубости и хамства «пишущих с душой»; кого-то утомила озверелость, кто-то озверел от пошлости и тупости, растянувшейся на десятилетия; у кого-то сердце не выдержало, у кого-то душа сорвалась в пропасть…
А караван идёт. И жизнь шкандыбает к солнцу. И война на пороге. И время стремительно тает и легко исчезает, как пуля навылет. И Россия, и весь Русский мир ускоренно превращаются в «шестую» колонну примитивных ощупываний, поверхностных восприятий — в толпу зевак, непрерывно «пишущих», «фоткающих», «плайкаствующих», «кликающих», «рецкающих»; «чмокающих и чмокающихся», в сплочённый коллектив толстокожих циников, в армию функционеров, разбирающих жизнь на механические части; в ватагу куда-то «прущих», на кого-то «напирающих», кого-то сжирающих заживо — скопом, стаей — вырывающих из врагов окровавленные сердца!
И нет других людей, кроме этих. И нет людей, кроме поэтов, кто может помочь стишочникам, ценою собственной жизни, узнать поэзию больше, чем по обыкновению, и полюбить выраженное в слове, а не просто названное словом! Помочь здесь и сейчас. Помочь на Стихире — с её возможностями оскорблений за правду и восхвалений за ложь, — а проще говоря, с людьми, имеющими смутные, но собственные представления о ценностях поэзии.
3.
Памятка поэту (самому себе) или мантра на сон грядущий
Главное — для нескольких человек поэтов оставшихся на Стихире — оставаться интеллигентными людьми : любовное терпение (понимание причин) разгула стишочничества, сосредоточенность на собственном творчестве, корректная (без перехода на личность) критика «супостатов», в том числе завсегдатаев рейтинга бездарностей, не сколачивание своры и стаи — не «дружить против врагов», не нахваливать стиховою хрени — ни у друзей, ни у врагов; пребывать в пожизненном забвении — с достоинством, с хорошим настроением, без ожесточения, без надежд на лучшее развитие событий, без иллюзий, но с улыбкой на устах и на сердце, «крыть» стишочников, оставаясь каждому, если не другом, то уж точно не врагом, только защищаться, только обороняться «до последнего патрона», не читать стишочников, не тратить время на вирши — победителей и побеждённых, игнорировать посредственное, но не оставаться равнодушным, но — всем сердцем, всею душой откликаться на каждую мало-мальскую попытку каждого пожелавшего чуть глубже разобраться в поэзии, в своих возможностях в поэзии — итого, любить людей, не заискивая пред ними, не вызывая в них ложных надежд на модернизацию бездарности, любить людей в ответ на их молчание, насмешки, месть и ненависть, мелкую злобу и крупную пакость — любить людей тем, что никогда ничего ни против кого — за спиной, келейно, всё — в глаза или никак; не участвовать в дрязгах, в тусовке, в словесных перепалках, сторониться стишочников, но так, чтобы в итоге превзойти по степени понимания и уважения к судьбе — всех их записных друзей и соратников.
Не ожесточённая в чувстве «своя правда»— по крайней мере ( и даже) не хуже собственной же ожесточённой истины!
Не дружить несложно, сложнее и благороднее научиться «не дружить» так, чтобы не держать во врагах тех, с кем «вовсе и поделом» не дружить не собираешься!
Не враждовать по пустякам — не выделять среди стишков «лучший» — в стишках все «худшие»!
Не говорить «рейтингистам» то, о чём они итак все поголовно знают или догадываются — трата сил и времени, но уже если и говорить, то не спорить, не вступать в перебранки, но постоянно напоминать себе о том, что все остальные 99, 99% участников Стихиры — только тем и отличаются в лучшую сторону от завсегдатаев топа рейтинга стихиры, что не получают за свою стиховую ерундистику массовых ответных похвалялок, а в принципе, так это «две стороны одной медали»!
Радоваться тому, что имеешь — дар. Большой поэт или талантливый поэт или поэт от бога — один на каждые сто тысяч пишущих, вот и посчитай, сколько нас, сердешных, всего-ничего! Антикварная редкость. Музейный экспонат. Выше дара слова — ничего ведь, ничего нет. Высшая награда в виде обязанности. Это долг к возврату, «труд на столе», водопад — не удержишь руками, плотиной не перегородишь!
На главной — опять хрень, снова хрень, одна хрень…
В «вечерних стихах» — …дожить до рассвета…
Хрень, хрень, каждый божий день, со всех сторон, изо всех щелей и нор, на все голоса,
очередное от очередной в пятьсот миллионный раз : «я помню чудное мгновенье»…
Ну да, у всех везде — «хрень», а у тебя, значит, одного-единственного, «гения-самозванца» — шедевры, ну-ну, видали мы таких!
Может «видали», может и нет, только спорить не досуг, назвался груздем — полезай в кузов, пиши сукин сын, не просто «лучше» среднеруких — выше, глубже, опережая на век, оставаясь далеко позади современного (то есть, временного), не философствуй в стихах, не «злободневствуй особо», а давай-подавай саму поэзию, в чистом виде, и не подстраивайся под «а вот это я понимаю, это по мне, это понятно и нравится», и не надейся — ни на помощь какую, ни на поддержку, они «добрые» друг к дружке, добрые в определённом диапазоне «доброт» и мерзостей.
Один.
Не брошенный — не то страшно. Не прошенный!
Как и вся поэзия. Нахрен ты, друг ситный, не нужен любителям, а ценители — поумирали, состарились, последние уходят, прямо на глазах. И не только в поэзии — во всех сферах так: театр — превратился в цирковую акробатику и смешилки довольных лавочников в зале после трудового дня, какая там, к чертям собачьим, драматургия, какой там творческий подвиг, Станиславский, «жизнь в искусстве» — громогласно покричали, позанимались секс-акробатикой на сцене и по иномаркам, каблуки в педаль «газа» до следущего раза… или вот кино — эффектно отслеживает вхождение пули в мозг на широком экране, а вечерком, уставшим от стишков — нате пожалуйте сериалы «про любов» бандюга к …, хруст попкорна, эпатаж со слезой — это малахов вышибает душу из зрителей на первом обывательском канале, трясёт грязным бельём бытовых разборок и, день за годом, все морды лиц взрослых миллионов России уткнуты в шоу пельменей — а взрослые малолетки в виртуальном пространстве ошиваются, кипучее общение о фотках и шмотках непрерывным потоком, в оперу — в джинсах, ещё не закончилась — бегут к выходу пальтишки первыми ухватить, Донская с Успенской — раскуплены, новые тиражи варганят, в метро — выйти из вагона уже нельзя — стоят стеной, перегораживают проход полностью, смотрят рыбьими глазами, опоздать бояться, тротуары заплёваны — по количеству сплёвов на квадратный метр впереди планеты всей, школьники снимают на видео избиение своих друзей и подружек, выкладывают, у кого больше — кликов, просмотров, прочтений, давай, кто ширше раздвинул, ниже спустил штаны, выше плюнул — герои нашего времени, «ютюбнутые», дядьки и тётки — плэкасты склеивают — то есть, на стиховую хрень картинки красивые под музыку припендюривают. Красота… Да и только. А пока новое поколение «подросших разведённых детей» оклемается, намается нахваливать любиму дребедень, пока очухается — что останется от поэзии, от нас грешных, от метания «трёх сестёр», от потрёпанных страниц состарившихся книг? — правильно — трава над свалкой и обелиски «в цифровом виде». И память! Верю. Поэтому ещё и живу. И пишу — в лица «друзей поэзии» улыбаюсь, смеюсь, как заведённый…
Вот так выплеснул, уж извините,
накипело, наболело, извините, что кратко…
А так, что ж, «всё хорошо прекрасная маркиза…Сгорел Ваш дом с конюшней вместе, а остальное всё на месте…»
Один.
Каждые сейчас — то «сама», то «один».
Завершая памятку:
С высока смотреть — но не высокомерно — оставаться открытым к разговору, диалогу, обмену, пусть даже категорически разными мнениями и с теми, кто хлещет тебе в лицо обидкой, завистливой ухмылкой, старается не столько выяснить написанное, сколько поддеть, расстроить, оскорбить, принизить, свести твой «задранный нос» к стандартному углу наклона среднестатистического «автора».
Держаться с достоинством, угу, за ручку стоп-крана!
Писать замечательные стихи! — вот, выговорил наконец-то главную строчку «памятки поэта».
Остальное приложится.
Ну, бывайте здоровы, как в поле коровы,
Шагайте в сторону счастья, рифмуйте что на ум взбредёт,
вечность всё спишет!
С любовью к поэзии,
В.Ш.
