Здесь самолеты
ползают на брюхе
у самых ног
и как ручные твари
за краем остеклованной вольеры
упрямо тычутся железными носами
ползают на брюхе
у самых ног
и как ручные твари
за краем остеклованной вольеры
упрямо тычутся железными носами
по закуткам плато аэродрома
из серых пальм,
что пальцы из картона
ершистые топорщат прямо в небо.
Отсюда начинается оно.
Нудится перегруженный вокзал
и зудом расползается по телу
глазами провожающих тебя
до выхода —
скупое безразличье
так в ожидание заключено.
Фотограф караулит жизнь,
на выпуклой личине объектива
сейчас слилось все это воедино
и отражается, как будто истекло,
или истечь готово
опять туда под мутное стекло,
как в пустоту эфира.
Но рейс отложен
словно отлегло
уже не пережитое однажды
и время, как подаренное дважды,
не явленное,
снова поднесло отсрочку…
Это как в кино,
когда на протяжении сеанса
тебе позволено все время отдаляться
в чужую жизнь,
туда,
за полотно
пока не включат свет и снова все отымут,
и уж не я готов сойти
на дно аэропорта
чужой страны
в бездонное стекло,
скользнув отображением
полета…
