Ему:
двадцать вторая минута июля,
а у тебя ещё июнь,
а у тебя небомореоблака,
ну всё, как в песнях у Zемфиры.
Ты ведь по прежнему рассказываешь…Ему:
двадцать вторая минута июля,
а у тебя ещё июнь,
а у тебя небомореоблака,
ну всё, как в песнях у Zемфиры.
Ты ведь по прежнему рассказываешь о
Богах и о том, как нимфы слушать любят зефиры.
Ей:
А в твоей руке карандаш,
ты не рисуешь. а пишешь,
но такие порой картины…
А на твоих часах две одинаковых
цифры у десятков и единиц
не хватает только сотен…
Сотен километров, поросших между нами
и твоих ресниц.
Да ну! Не буду об этом.
Ему:
а я в голове держала только две
эти строчки про июль и июнь вначале.
Если заглянешь во все мои дневники,
найдёшь что-то общее/
Ей:
не печаль ли?
Не отвечай мне или отвечай не мне.
Ему:
ты опять накроешься с головой
одеялом и не узнаешь всех
переписанных вариантов этой строфы.
измеряй меня градусами, как
параллели и меридианы,
чтобы узнать возможное место
катастрофы.
Ей:
прекрати стирать то что пишешь.
пока болтаешь и у меня июль…
но я всё ещё пишу тебе из прошлого.
Все мои письма через часовой
(но не пояс)
патруль.
