Ну вот, я снова тут. Дверь закрылась вполслуха;
Ты чуть ниже меня и чуть разумней.
Все точно также: ты всё также мила
И снова полночь; всё как тогда.
Ты чуть ниже меня и чуть разумней.
Все точно также: ты всё также мила
И снова полночь; всё как тогда.
Я здесь не был два года,
И здесь ты живешь.
Кипит тихо чайник,
Меня берет дрожь,
Я весь вскипаю,
Меня мандраж одолел,
В твоей прихожей — эшафот,
В твоей гостиной — Манеж
Где я выставлен был;
Разве я нежилец?..
Через секунду очнулся,
Голос твой: \»Проходи,
И, если хочешь, чаю глотни\»
А я сам не свой, была здесь война
Разъехались все, ты в моей жизни одна…
\»Ну, что стоишь, проходи поскорей,
Не нужно бояться старых огней.
Не знаю где был, но вижу — издалека\»
Я почти спохватился, но голова неверна…
Эти широкие бедра, стреловидный стан-
Как Ахиллес был прострелен, но как Троя я пал.
Амбивалентный твой взгляд вместо коня
И, падая, думал, что пал я не зря.
Разум мой воспален, и где-то там, в глубине,
Воспаление, посвященное лично тебе.
И как мне лечится, душой я больной
Ведь даже Рубикон Цезарь переехал со мной.
…\»Какая странная ночь, словно воскрес Самарканд\»
Промолвил и понял, что живу наугад,
Что жизнь моя вечно живется навзрыд
И всегда проверяю её на разрыв…
Эти плавные жесты, их тихий покой,
Призывающий к мести, не за себя самого,
За всех раненых и убитых, покалеченных тобой и слепых
За тех, кто бесславно так умер, за тех, к кому я не привык.
Ума твоего бесконечное небо, неокрашенное, почему-то, в цвета,
Города души твоей, где я не был,
И не буду уже никогда.
Твои все муссоны и ветры,
Океаны, реки, моря,
Леса, равнины и степи, погибающие без тепла.
Твой мне памятный голос, со сталью, говорящий: \»Уйди\»
Если я застрелюсь здесь, то и не придется идти.
Все эти образы, звуки.. Ты снова зовёшь на войну.
Вздохну. Возьму оружие в руки. И никогда не умру.