*******
Валька была предпоследним, из двенадцати детей, ребенком в семье бабы Лены и деда Ивана, она была послевоенная. Отец ее, Иван, слава Богу, прошедши через всю войну, вернулся…*******
Валька была предпоследним, из двенадцати детей, ребенком в семье бабы Лены и деда Ивана, она была послевоенная. Отец ее, Иван, слава Богу, прошедши через всю войну, вернулся живым.
Еще с детства Валька отличалась некоторой странностью от других их детей — любила сидеть тихо одна и покачивалась телом, устремляя взгляд своих светло-голубых глубоко-посаженных глаз вдаль или в высоту такого же синего, при ясной погоде, неба.
Семья жила в деревне. Мама Лена вела дом и дети, всегда ей помогали по хозяйству.
Валька была шустрая, быстрая в работе, но несколько растяпа — то заденет что-то, то ударится и долго жалуется, чтоб пожалели… Мама Лена ее любила и жалела, но особо не баловала, а жалуется, так могла еще и подбавить ей — крапивой по ногам, или куда достанется, впрочем тут доставалось не только Вальке, а всем, кто под руку горячую попадет — и детям это была забава — они бегали вокруг колодца и рядом с ним растущих пышных ив, а мама Лена за ними, с выкриками, но разве их догонишь.
Правда Валька порой не рассчитает, куда ей лучше бежать, запутается и навстречу мамке рванет, вот тут то ей и достанется, слегка, конечно, но крапива жжет…
Папа их, Иван, высокий, сухощавый, светловолосый, неторопливый, мягкий, но строгий, да еще любитель пошутить, занимался более всего пчелами.
Валька любила катать ржаной хлеб в шарики, долго теребя его пальцами рук, за что ей, как увидят родители, попадало — нельзя так с хлебом обращаться, ведь в войну, совсем недавно, его совсем не было. Пекли хлеб-лепешки из лебеды или из картофельных очисток или замороженной картошки, если зимой, да еще это считалось за праздник.
Как идти в школу, Валька оказалась совсем неспособной к учению, читать — ничего в этом не понимала, но очень любила рассматривать картинки в букваре и других детских книжках.
Писать тоже у нее не получалось. Она водила пером или карандашом разные линии с большим размахом кисти руки… Считать — она только глазами моргала при этом, хотя впоследствии у нее это чуть-чуть получалось: она понимала в деньгах — что значит большая монета, а что малая, но сложить их так и не научилась.
***
Валька — это моя тетя. Она нас, детей, катала всегда, как мы приезжали \»на деревню к бабушке\», на самодельной тележке, куда мы, когда еще маленькие, вмещались по нескольку ребятишек. Было весело!
Всегда, самая первая, она встречала нас, идущих с поезда, по большой дороге — целых пять километров, от станции… И вот, на подходе к нашей деревне, уже Валька навстречу и нам так рада и всё нам расскажет и сумку поможет нести.
Она стала, коренастая и крепкая фигурой, тоже сухожильная, в своего папу , только невысокая в свою бабушку по папе.
Вальке соседи доверяли нянчить детей, порой она с ними. малютками, долго сидела или качала их на руках, пока их мама или бабка бегали по делам.
Я, как пошла в школу и уже умела хорошо читать, приезжая в деревню, из года в год пыталась научить свою тетю, Валю, азбуке. Так у нас ничего не вышло, она мне улыбалась, а потом радуясь очередной картинке на страничке, очень просила ей по этой картинке всё рассказать.
Детские книжки — это была ее ценность. Если она их давала кому-то посмотреть-полистать, не надолго, /или же чтобы и для нее читали/, то ревностно смотрела, чтобы с книгой обращались очень аккуратно.
Бабушка моя, Лена, была божественна, молилась утром и перед сном, соблюдала все посты. Она считала Вальку, как я понимаю, даже подарком ей, от Бога.
Потому что другие ее дети, вырастая, уезжали их деревни. Все они жили в городах и приезжали навестить маму в основном летом, некоторые, правда, приезжали почаще. Но каждый день рядом была только Валька.
Она убиралась по дому, любила бегать в магазин за хлебом, выпрашивая, при этом, мелочь на пряники или леденцы.
Она даже как-то устроилась сама на работу в клубе — мыть полы. Получала за это гроши, на которые покупала также сладости или порой небольшие игрушки. Деньги считать она так и не научилась и просила отсчитать их, подавая из ладони, продавцу, а дома перед этим прикидывала с помощью мамы, моей бабушки, сколько ей денег взять с собой.
Игрушки она покупала, не спрашивая никого, не советуясь, а принимая решение вдруг и потом ставя к факту, принося игрушку в дом. Ох, обманут тебя, Валька, в магазине, сколько же ты денег на это заплатила? — спрашивала порой бабушка, а Валька гладила купленного мягкого жирафа, прижимая его к себе, и улыбалась, довольная и почти не слушая маму и немного ворча: \»Сколько, сколько, сама заработала!…\»
***
В тот поздний вечер у Вальки болел живот.
И баба Лена достала из картонной коробочки таблетки \»от живота \» — пройдет живот.
Баба Лена этим летом, теплыми его днями, спала в саду, в шалаше, освободив свою кровать мне с маленьким ребенком.
Дедушки Вани к тому времени с нами уже давно не было…
Живот ночью разболелся у Вальки невмоготу. Мы с ребеночком спали. Но я проснулась от стонов Вальки.
На улице была сильная гроза. За окном то и дело вспыхивали молнии, освещая ночь, грозно проносился гром. Я быстро поднялась и подошла к Вальке, сидевшей на кровати, согнувшись:
— Что? Болит?… Да не плач ты, Валя, я сейчас бабу Лену позову!… —
— как я ее позову?… , — быстро соображала я, — надо бежать к шалашу через сад — /окно из \»кухни\», ведущее в сад, у нас не открывается, глухое; через двор открыть дверь, покричать — далеко, не услышит, — надо идти, иначе никак.
Я накинула на голову какую-то висевшую на крыльце куртку, на босые ноги одела калоши и выбежала на улицу, в светящуюся от молний ночь, было очень страшно, но делать было нечего — надо было обязательно позвать бабушку, — ничего-ничего, сначала до калитки, потом по дорожке, с протоптанной травой, мимо яблонь — ночь, если молния не вспыхнет — совсем темна, ни звезд, ни луны не видно — так как всё небо затянуто черными тучами, но лучше без молнии, они порой, кажется, что так близко — что не знаешь как и быть — сердце в пятки.
Я шла и уже издали стала звать — \»Бабушка, бабушка! Вальке плохо!\» — вдруг услышит. Слезы, хотевшие подступить от страха и напряжения, я сдерживала.
Немного еще не дошла до шалаша, бабушка услышала и уже вышла навстречу — в светлой ночной рубахе, в сбившимся во время сна платке на голове, чуть согнутая, невысокая… накинуто что-то сверху на плечи — \»Пошли, пошли, только не беги, не надо в грозу бежать, иди спокойно — успокаивает она меня.
Дождик хлещет по рукам, ногам, попадает на прикрытое лицо, накинутая куртка быстро намокла от воды и потяжелела, но впрочем я этого не замечаю, я так рада, что уже возвращаюсь с бабушкой, а значит всё будет у нас хорошо.
Бабушка, войдя в дом, скинула мокрую накидку с плеч и подошла к Вальке, на ходу говоря ей строго и ласково — Ну, не плачь! Не плачь! Где болит?
— Принеси воды! — командует она мне и говоря Вальке, приказывая — пей, пей всю воду!
— Не хочу, не могу, не буду — ай, болит!
— Пей, уговаривает бабушка, поднося ей кружку с водой,. Валька, согнувщись от боли, сопротивляется — она сейчас ничего не хочет.
— Пей, глупая, горе ты мое, пей, помрешь же, не будешь пить!
Бабушка, старенькая, согнувшаяся еще больше, со слетевшим с головы платком, с растрепанными тонкими и уже редкими, темной седины, волосами, с молящими Вальку глазами и руками, протянутыми к ней…
Валька, в плену своей боли, но уже чуть успокоенная, что ее мама рядом — наконец послушалась и выпила воду, всю большую кружку, маленькими глотками, насильно.
И потом бабушка ее повела к ведру — очистить желудок и перекрещивала ее, и читала тихо, про себя, молитву.
И молния осветила комнату, последний раз, прогремел сильный гром, но уже чуть подальше от дома всё это было…
Валька легла спать и спала всю ночь спокойно. А бабушка не пошла обратно в шалаш, сказала, что уж скоро рассвет и ей надо будет уже вставать, посплю мол, на лавочке. Иди, иди спать, девочка моя, а то ребенок проснется, иди!
Ребеночек мой, дочка, слава Богу, в эту ночь спала спокойно — набегалася с вечера, да и легли спать мы позднее обычного…
21.06.2015г.
***********
