Не грусти прошу, я знаю,
Льются слёзы жемчуга,
Что ж ты милая родная,
Засиделась в вечерах.
Не встречаешься прохожим,
Не выходишь поутру,
Льются слёзы жемчуга,
Что ж ты милая родная,
Засиделась в вечерах.
Не встречаешься прохожим,
Не выходишь поутру,
Не по божьему уставу,
Прятать девичью красу.
День идёт своей дорогой,
Приберешься, вытрешь пол
И в светёлке до обедни,
Для отца накроешь стол.
Сядешь тихо у окошка,
Крутишь тонкую канву,
Веретённая дорожка,
Прялкой выверишь версту.
Приголубилась мурлыка,
Завернулась вся клубком,
Тятька смотрит исподлобья,
Засиделась в девках дочь.
А как только день растает,
От лампадки пряный свет,
Брызнет в зеркальце полоску,
Твоих глаз печальный блеск.
Не ложишься с тёмной сенью,
Выйдешь, сядешь на крыльцо,
Слушать позднюю молитву,
Светлячковый бойкий звон.
И сама, взгрустнув с обиды,
Подперев ладошкой бровь,
Запоёшь о своей доле —
Что ж ты милый не идёшь.
«Я уж вся истосковалась,
Уж созрела для любви,
Я давно уж поджидаю,
Не растратить бы красы».
Знаю, милая родная,
Долго я к тебе иду,
Не печалься дорогая,
Не роняй свою слезу.
Не стучи моё сердечко,
Слушай песню соловья,
Может, был он на крылечке,
Видел, как рвалась душа.
Верь, недолго ждать осталось,
Я уже на полпути,
Только ставенки в светёлке,
От меня не затвори.