О чем бы я не думал в среду под вечер,
Лечь спать не даст в голове диспетчер,
В подкорке давит на мозги, сидя за шторкой клетчатой;
Ни зги вокруг него, и оттого не легче.
Лечь спать не даст в голове диспетчер,
В подкорке давит на мозги, сидя за шторкой клетчатой;
Ни зги вокруг него, и оттого не легче.
И хоть прямо сейчас в ветровке на голые плечи
Готов бежать битый час и считать навстречу
Летящие фонари-свечи, пока апатия
Не заперечит пылу, что внутри рвет и мечет
(Устроили во мне почти вече);
На знак плюну во мраке: \»Не больше двадцати\»,
Да знаю, что он для авто, но на этом пути
Припущу рьяным бегом, дабы эго не калечить.
Варюсь в своей же злобе, как в собственном соку,
Бегу от себя, но суровые оковы снять не могу,
И меня пекут эти эмоции — плюс сто по Цельсию;
Вон иди, Моргион, впредь посредь лопаток не целься!
Духота, а там и тамошняя пустота с издевкой
Ловкой рукою оплела в два жгута с веревкой,
С прытью опутала нитью и чарами старыми,
Унесла в места, где пыл рассудку не пара.
По вискам бьет пульс очередью Стечкина,
Каждый прыжок через лужу ставит засечки на
Мозолях, будто снаружи ткнули эдак семь заноз,
Не мерз на стуже зато, с теплом нередок симбиоз.
А я зашторю взор видом на море,
Зазор оставлю, чтоб одним глазком следить за аллеей,
Вынужден слушать бессмертное дыхание города
Вместо музыки — спасибо севшей батарее!
Капельки пота взмывают облаками пара,
Едкой солью колют глаз, вытер бы насухо;
Жужжит улица роем мух тех, что у тротуара
Острый запах папирос кладут за пазуху.
По капиллярам кровь петляет аж с таким напором,
Что меня здорово шатает из стороны в сторону;
Авось такой скорый бег отключит приборы
Диспетчера, и он покинет пост вещего ворона.
