Глянь, Боже: влекут, как гусей рождественских, —
Сперва раскормив, — малых сих на убой;
Не ждавшие мук, они стонут гулко…
А чью-то душу, лишив её девственности,
Сперва раскормив, — малых сих на убой;
Не ждавшие мук, они стонут гулко…
А чью-то душу, лишив её девственности,
Кромсает ваятель, чьё имя боль,
Чтоб тонкая вырезалась фигурка…
А этому – глянь, — одиночества склеп,
Чтоб, мысли свои обращая к высшему,
Особую выстрадал благодать.
А он не особый – простой, как хлеб,
И мысль его жаждою счастья вышита,
И весь его помысел — не страдать…
В дрожащих изгибах души искромсанной
Блеснут аметисты и жемчуга,
И засверкает краса мозаик;
Откуда всё это, скажи мне, Промысел, —
Тычки саблезубого сапога
И нож – тот, что мякоть души взрезает?..
Что ж ответишь людскому семени
Ты, превечный и пресвятой?
«Вы не знаете, в чём спасение,
Мал ваш разум для тайны той».
Мал? Тогда и за грех не спрашивай,
Не бросай нас в вину и в страх!
Иль не лаской сплошной украшена
Жизнь младенца в родных руках?..
Суд ли – слабому? Спрос ли – с малого?
Поядающий огнь ли Твой
Тем, чья всплесками снега талого
Стонет мякоть души живой?
