Конец декабря. Вечерний город, набережная вся в огнях. Народа немного, да люди нам и не нужны, мы приехали повидаться с морем. Спустились к берегу, к самой воде. На рейде пара кораблей в праздничной иллюминации….Конец декабря. Вечерний город, набережная вся в огнях. Народа немного, да люди нам и не нужны, мы приехали повидаться с морем. Спустились к берегу, к самой воде. На рейде пара кораблей в праздничной иллюминации. Где — то далеко музыка, слов не слышно, но что — то дико знакомое. Молчим. Ты куришь. Недавно помирились, после очередной размолвки, но не отошли еще. Слушаем море.
Я подхожу ближе к волнам и вода плюхает на обувь, ты идешь за мной, чтобы вытащить на сухое и очередная волна побольше заливает нам ноги.
Мне то что, я в сапожках, а у тебя полные кроссовки воды.
-Дура ты, Насть! Пошли.
— Да. Пойдем. — теперь я дуюсь на себя, что ты промочил ноги, заболеешь еще. А ты тихо материшься себе под нос. Противно чавкает вода в обуви.
Мы находим лавочку в кустах, ты снимаешь кроссовки и выкручиваешь носки.
— Идём! Я замерзла, — на самом деле мне не холодно, но я боюсь, чтобы ты не заболел и тащу тебя назад, в санаторий, куда мы приехали неделю назад и где уже успели десять раз поссориться.
Выходим на набережную, рядом с небольшим магазинчиком. Ты мне говоришь подождать и скрываешься за дверью. Появляешься почти сразу и у нас теперь есть бутылка шампанского на двоих оливки и половинка черного хлеба. Я улыбаюсь во весь рот, потому что вспоминаю, когда мы так ужинали в последний раз и чем все это закончилось. А у тебя тааакие хитрые глаза. Бежим!
В тот вечер, на берегу, я потеряла серёжки с изумрудами, но море подарило мне нечто большее.
