(Из записей Марка Неснова)
Отдай колбасу, дурак! Я всё прощу!
…(Из записей Марка Неснова)
Отдай колбасу, дурак! Я всё прощу!
И.Ильф и Е.Петров «Двенадцать стульев»
О том, какое качество питания было в следственном изоляторе знаменитой одесской тюрьмы, автору неизвестно.
Как говорится «Не сиживал».
Но то, что на одесской пересылке кормили отвратительно и скудно, так это точно.
И, наверное, побывавшие там, до сих пор видят эту еду в кошмарных снах.
Но запомнилась автору этих строк одесская пересылка не плохой едой(эка невидаль!), а тем, что там он впервые увидел живого врага народа, настоящего антисоветчика.
Книги, как и всё остальное в СССР, были дефицитным товаром.
Особенно книги хорошие.
На приключенческие, детективы и фантастику существовала подписка.
Естественно, что как и другие дефициты, это богатство тоже попадало, в основном, гражданам, допущенным к кормушке.
Но, если на такие книги ещё была хоть какая-то очередь и призрачная возможность их купить, то «Книга о вкусной и здоровой пище» до такой очереди даже не доходила.
Это был самый фантастический подарок, о котором только могла мечтать
советская семья.
Составленная в конце тридцатых годов книга поражала обилием блюд и продуктов.
А цветные фотографии будоражили воображение и нервную систему больше, чем картины великих мастеров эпохи возрождения.
За первую половину 20-го века страна пережила три тяжелейшие голодовки.
Но и времена благоденствия особым разнообразием блюд и продуктов народ не баловали.
Это разнообразие сузилось до десятка самых простых и доступных блюд.
Поэтому, когда Михаилу Борисовичу Дальскому, старшему технологу на городском хлебозаводе, после смерти соседки досталась дореволюционная книга автора Симоненко
«Образцовая кухня.
3 тысячи кулинарных рецептов.
Настольная книга хозяйки.
1892 год»,
то он сначала не поверил своим глазам.
Имевшаяся в его семье знаменитая советская книга «О вкусной и здоровой пище» показалась ему жалким букварём от кулинарии.
Неужели простые хозяйки могли в царское время иметь такое фантастическое богатство?
Вся советская теория и пропаганда о спасении большевиками русского народа от нищеты и произвола летела к чёртовой матери.
Особенно непонятным в начале каждого рецепта было слово:
«Выдать:»
Почему не взять?
И кому это выдать?
Дальнейшие исследования и поиски привели его к открытию, что в царской России каждый офицер, инженер или профессор мог иметь и имел кухарку.
Ей — то хозяйка и должна была «Выдать».
Разнообразие и привычная доступность, невиданных и невозможных в Советском Союзе продуктов и блюд просто не умещалась в голове.
Она заставила Михаила Борисовича задуматься.
Он вдруг вспомнил, что в революционном романе Горького «Мать»
описываемая жизнь простой рабочей семьи была вполне приличной по нынешним меркам.
У отца революционера Павла Власова, простого слесаря и горького пьяницы, была отдельная квартира, неработающая жена и почти ежедневная бутылка водки при вполне нормальной еде.
Редкий советский рабочий в начале шестидесятых мог похвастаться таким набором.
Большинство рабочих ещё жили в общежитиях, бараках или коммуналках.
Мало кто мог позволить жене сидеть дома.
Женщины трудились на заводах, фабриках и железной дороге.
А каждодневная бутылка водки оставила бы современную рабочую семью голодной и голой.
Это открытие поразило Михаила Борисовича настолько, что перевернуло его представление о привитом с детства миропорядке.
Он стал давать книгу родным и знакомым.
Люди читали и не верили своим глазам.
В их представлении, так питаться могли только короли и министры.
Но огромный тираж и простая бумага предполагали широкую доступность книги.
Кроме того различные советы и комментарии были обращены явно не к жёнам министров царского двора.
Оказалось, что рябчиков и ананасы при царизме можно было купить в магазине, а не только услышать о них в стихотворении пролетарского поэта Маяковского.
На прочтение этой книги к Михаилу Борисовичу образовалась огромная очередь.
Но на руки он давал её только очень близким людям и знакомым ответственным начальникам.
Остальные могли читать только в его присутствии.
Многие выписывали рецепты и распространяли их среди своих друзей.
Вполне естественно, что после прочитанного, у любого, дотоле правоверного марксиста, возникал естественный вопрос:
«На кой чёрт была эта кровавая революция, если до неё было такое вполне доступное изобилие?»
Ну не для того же, наверное, чтобы победители стали считать паровые котлеты и сибирские пельмени пределом своих кулинарных фантазий.
Михаил Борисович комментировал такие вопросы умными репликами и философскими размышлениями, за которые совсем ещё недавно могли расстрелять или посадить навсегда.
Но, слава Богу, времена уже были не те, и, даже за анекдоты про власть, уже никого не сажали.
Так продолжалось довольно долго, когда неожиданно Михаила Борисовича Дальского пригласили в отдел кадров, где вежливый и симпатичный мужчина в сером костюме и полосатом галстуке предложил ему книгу тихонько отдать органам и прекратить заниматься антисоветской пропагандой и агитацией.
Но, с детства приученный школой и родителями говорить только правду, Михаил Борисович стал переубеждать вежливого чекиста, приводя примеры и выводы, которые напрашивались сами собой, после первых страниц его книги.
Тот слушал очень внимательно и сочувственно, дополняя своё сочувствие разными правильными комментариями.
Самые интересные фразы он даже записывал.
Окрылённый таким пониманием и участием, Дальский закончил свои комментарии довольно убедительными обобщениями, чем окончательно привлёк симпатичного сотрудника на свою сторону.
Михаил Борисович был счастлив оттого, что сейчас другие времена и можно говорить всё, что угодно без страхов и опасений.
И даже люди из органов стали думающими и понимающими.
Не то, что при Сталине.
Он даже пообещал поставить своего нового знакомого на очередь, чтобы и тот приобщился к разнообразию русской кухни, имеющей такие долгие и славные традиции.
…В итоге книга была приобщена к уголовному делу об антисоветской пропаганде и агитации, и удивлённому Михаилу Борисовичу дали два года колонии общего режима без конфискации имущества.
Срок, совершенно детский, по прежним временам.
Времена, конечно же, были совсем другие.
И это не могло не радовать.
