Он ушел рядовым,
По гражданскому долгу.
Призывал их на сборы
Весной военком.
Он ушел. Поклонившись родному порогу.
И оставивши мать утираться платком.
По гражданскому долгу.
Призывал их на сборы
Весной военком.
Он ушел. Поклонившись родному порогу.
И оставивши мать утираться платком.
Он был лучшим в учебке,
Освоил вертушку,
В марш-бросках позабыл даже вкус сигарет.
А потом, как набат, —
Назначение —
Кушка.
Только матери тихо писал он: Ташкент.
Писем не было.
Плакала дома девчушка.
Не стихал в сердце матери
Скорбный набат…
Друга взял с перевалочным ночью — на Кушку.
А его перебросили
В Джиллалобад…
Рвалось матери сердце.
Ей не было ночи.
И под солнцем весенним
Ей не было дня.
И дрожала рука,
Когда встретится с почтой.
И смотрела подолгу, но мимо меня.
Дни текли,
Ожиданьем роджая столетья.
Летний ветер ей только тревогу раздул.
И звучало сквозь вздохи друзей — междометьем,
Страшным эхом сквозь новости — слово —
Кабул.
Прошел год.
Все ей снилась в руке похоронка.
И теряла сознанье
И не два, и не раз.
Дожила. Достарела…
Дождалась ребенка.
Он ответил ей скромно: — Подписан приказ.
Не сумев отойти от родного порога,
Мать присела на нем,
Опустев в тишине.
Он вернулся, осилив тех странствий дорогу.
Он пришел,
Но остался
Душой
На войне…
И застыла река,
Обессилевши плакать.
И в ущелье повисла навек тишина.
А девчонке весь век
Фотографии прятать…
Так кого защищала
В Афгане война?
