Раздолье вечернее — сизая, пряная тьма…
Здесь горе ступает по серой, горячей земле.
И если Всевышний позволит сойти мне с ума,
То я воспылаю лампадою горней во мгле.
Здесь горе ступает по серой, горячей земле.
И если Всевышний позволит сойти мне с ума,
То я воспылаю лампадою горней во мгле.
О, море дурманное — марево да конопель…
Мой ладанный месяц уходит в бездонную смерть,
А ветры ныряют в небесного свода купель,
И с ними планида ночную несёт коловерть.
Кружит надо мной серебристой метели пыльца —
Так звёздами падает август в остывший ручей.
А хижина — в поле, и свет восковой от крыльца
Бежит к горизонту по нитям дрожащих лучей.
А в хижине говоры — женщины варят кутью.
Любая из них и вдова, и сестрица, и мать.
И каждая плачет, а в пламени угли поют —
Страда в этот раз им велела и петь, и страдать.
Сейчас во дворе летним сном притворилась война,
В траве светлячковые свечи всенощно горят,
И шепчет колодец во вдовьем саду имена
Сынов и мужей, обратившихся в пепел и чад.
А я тут лежу, под сермяжною тканью полей —
Неведомо кто без креста, без молитвы в руке,
И каждое лето поёт надо мной суховей
Про русское горе на змеевом, злом языке.
(2010)
