Мой сослуживец Вася весь исколот —
Есть татуировки на руках, ногах, спине.
*Зачем ты делаешь их, ведь ты же молод —
Тебя можно повесить, как картину, на стене.*
Есть татуировки на руках, ногах, спине.
*Зачем ты делаешь их, ведь ты же молод —
Тебя можно повесить, как картину, на стене.*
Он мне ответил, -*Мне нравится и модно,
Есть деньги, чтобы наколоть, живу не бедно — не голодный,
До старости ведь далеко ещё, а может быть потом
Научатся снимать татуировки — мы к тому придём.*
И я ему историю одну поведал, чтоб он знал,
Чтоб он почувствовал, что глупость делает, чтобы понял,
Чтобы других, ещё кто не кололся, пусть предупредил,
Его об этом очень долго убеждал я и просил…
С соседней девятиэтажки Петрович, под девяносто старичок —
Я с ним не очень близок — просто так знаком,
На лавке, у подъезда, подсел ко мне разок ,
И разговор пошёл обычный — всё о том, о сём.
Он мне сказал, что недоволен внучкой очень —
Не слушается, а сейчас без разрешения *тату*
Хочет себе, какая у подружки есть, такую точно,
Не понимает, что потом не удалить заразу ту.
*Вот парни ходят, руки — чернота сплошная,
Что там наколото — попробуй, если сможешь, разберись.
Вот у меня наколка тоже есть очень простая —
Детишкам нам в концлагере колол один фашист.*
Старик поднял рукав, и я увидел пятизначный номер —
Сквозь кожу сморщенную всёж виден мне он был…
*Я жив остался, хоть был всегда голоден, но не помёр.
После войны, когда на Родину вернулся, его не удалил.
Когда смотрю я на него — кровь стынет в венах —
Я вспоминаю всех ребят, что в лагере были со мной —
У нас кровь брали, и хотели, чтоб мы непременно
Все с номерами были — учёт они вели такой.
У взрослых, слышали, которые с наколками встречались,
Смерти случались часто, в основном от голода и от работы,
У многих голых была снята кожа с *тату*, они сжигались,
А кожа их с татуировкой шла на абажуры для кого-то.*
Я видел, что старик растроен, воспоминания его задели мою душу:
*Отец, спасибо, расскажи, как ты живёшь сейчас?*
*С концлагерем её сравнить нельзя — живу я много лучше, слушай,
Как все пенсионеры, денег мало, но власть заботится о нас!*
Поднялся, попращался и пошёл на палку опираясь —
Я помощь предложил — *Сиди,- сказал, — сынок!*
И я сидел, а сердце разрывали боль и жалость…
С тех пор на *тату*, что имеются у многих, я смотреть не мог.
Пётр Кантарович.
