Люблю луну, люблю подлунный мир,
Люблю я дни, увенчанные снами.
Барокко, рококо, модерн, Empire
Но тот сюжет, придуманный не нами,
Не оставляет мне ни сна,…Люблю луну, люблю подлунный мир,
Люблю я дни, увенчанные снами.
Барокко, рококо, модерн, Empire
Но тот сюжет, придуманный не нами,
Не оставляет мне ни сна, ни дня
И в прошлое зовет, зовет меня…
I.
Как в старом сне светлеют небеса,
Но в солнечной росе, в янтарной дымке
Я вижу, как чернеет полоса
Воспоминаний о России дымной.
За далью лет ослаблена рука
Чернильница пуста, желты конверты,
Но дневниковых записей строка
Являет иллюстрации с мольберта:
Горят костры несбывшихся надежд,
Иные имена звучат в Парадной,
Другого цвета флаги и одежда
И комильфо — «товарищи, так надо!»
А на переднем плане — экзекуция,
И мальчик Рево и девчушка Люция.
II. Володе Палей.
Шатался мир на тонком стебельке,
Дом превращался в хрупкую улитку,
А палачи держали налегке
Последнюю земельную накидку.
Рвалась мембраны тоненькая нить,
Но все же экзальтированный мальчик
Писал стихи, не смея обронить
Катрена лишнего, и жизнь стремилась дальше!
«Ах, если б жить! Мои папА, мамА,
Ах, если б видеть, что не так все плохо!
И этот век и эта жизнь сама,
Казались бы прекрасною эпохой!»
Как в диком парке верят в чудеса,
Что вдруг из тьмы появится отрада,
Так мигом почерневшая роса,
Становится надгробною лампадой.
На белом свете несколько миров,
Благословенен будь земной покров!
Пусть молодой поэт спокойно спит
И ничего его не оскорбит.
III. Княгине Ольге Палей.
Простившись с сыном, верить до конца
В его спасенье — чудо и в участье
Большевиков- карателей, Творца.
И в повторенье собственного счастья.
С любимым Павлом,
умершем тогда,
Зимою девятнадцатого года:
Когда Невская вода,
Кровавою вокруг была свобода.
Продев судьбу в угольное ушко,
Суметь остаться женщиной и мамой
Хоть время навсегда ее ушло —
Княгиней до конца держаться прямо.
Поднять и понести свой белый крест,
Не придавая горестям значенья.
Лишь воспевать мужчин своих окрест
И видеть в том свое предназначенье.
IV.
На старом фотоснимке, вековом,
Семьи Палей мелькнет изображенье,
Проявленное в месте
роковом,
Там живы все, в моем воображенье.
Я возвращаюсь в двадцать первый век.
В котором ни Царя, ни Бога нет,
И вспять идет движенье царских рек,
И вытоптан весь ландышевый след.