Вспыхнула спичка в теми глухой,
разом хату задымил старый зека…
Раскинул костыли на земи сухой,
повагом он слепил усталые века…
Царит немота в карцере мрачном,
кочумает и грай воронов стайки…
Кимарит жиган в чаду табачном:
в кичеван воротили его из тайги…
По тайге сквозят ветры северные;
зека вандает по лесной стежке:
ласты не повязали псы лагерные,
вохра не в цвет попала в слежке.
С корешем он из лагеря схипнул,
но потом в погоне один остался:
в стайно звериное керя влипнул,
с животом он навеки расстался…
Солнце вдали каймится багрецом,
за горизонт модом себя удаляет;
хором тучи нависли над беглецом,
молния по кочане зека ударяет.
С облаков мороха стала крапать,
как бродяга выканал из урмана;
на опушке перестал он драпать,
раз менты потеряли след уркана.
Не встретил он никакого сельца,
решил к дороге железной пойти:
скоро докатил до малого озерца,
но не спешит путь домой найти.
По берегу шагает чалый жиганец,
вдаль зрит он своими зеницами,
долго зекает на журавлей танец:
в синеве парят они вереницами…
Над озерцом тихо падает темень,
светилами ночными небо кишит;
ветра на холодных водах немень,
кислородом свежим тайга дышит.
Каторжан сидит на ветхом корне,
подле него лодка старая торчит;
ворона одиночная стоит на корме,
о тайнах озерца сего она молчит…
Воздух пропитан редкой пеленою;
дрыхнет жиган под сенью сосны,
замерзает под холодной селеною,
во тьме кромешной ловит он сны.
Скиталец во сне садился на дору,
грести решил к берегам южным:
по волнам тихим катится на гору,
домой спешит с ветром вьюжным…
