Я возьму в руки лист и ручку,
И сознание всколыхнув,
Устремлюсь по страницам жизни,
В строках дней с головой утонув.
Напишу как святые горы,
И сознание всколыхнув,
Устремлюсь по страницам жизни,
В строках дней с головой утонув.
Напишу как святые горы,
Принимают бездомный люд,
Их сердца отзываясь болью,
По ночам мне спать не дают.
Вопрошают они: когда же,
Образумится эта власть?
Я сказал бы, что нам не мешало б,
Не заглядывать в ихнюю пасть.
Справедливость должна быть тотальной,
Неподкупной, без лжи и прикрас,
Но лукавые наши взгляды,
Все решили давно за нас.
Я сказал бы еще очень много,
Только смысла нет говорить,
Наш язык на слова богатый,
Но с трудом он не хочет дружить.
Говорить, то мы все умеем,
А как дела коснется, молчим,
Как удача спиной повернется,
Горемыками ходим, ворчим.
Зависть, лесть, горделивые речи,
То, что криво лежит не чураемся брать,
А под вечер с соседкой на лавке,
Тех, кто больше урвали спешим осуждать.
Дай нам волю уж мы б урвали,
Столько, что не смогли б унести,
А потом побежали бы в церковь,
Иисуса просить: Прости!
Так вся жизнь наша протекает,
Без блюдения, без поста,
А в конце мы кричим умоляем,
Снять с огромного нас креста.
Снять с креста наших дум незваных,
Страстью полных желаний снять,
И конечно же не готовы,
Свой же крест на себя принять.
Не готовы признать ошибок.
И весь хлам, не дающий спать,
Мы своим ни за что на свете,
Не возьмемся вот так назвать.
Вот и кончилась мысль лихая,
На горе перед храмом сижу,
Ветерок меня нежно ласкает,
И я счастлив, что мирно дышу.
Что во храме меня приютили,
Дали крышу и кормят сполна.
Я молю всей душой и сердцем,
Что б закончилась эта война.
