Не пишется. Не дышится. Не спится. –
Будто бегу по выжженной земле…
Несутся мысли оголтелой колесницей
и растворяются в безмолвной тишине.
И…Не пишется. Не дышится. Не спится. –
Будто бегу по выжженной земле…
Несутся мысли оголтелой колесницей
и растворяются в безмолвной тишине.
И может каждой твари и по паре,
но видно, Бог забыл однажды обо мне,
а может Люцифер в хмельном угаре
отметил пентаграммой, на челе.
Не пишется. Не дышится. Не спится.
И мне бы вдруг истошно закричать,
листая в памяти ушедшие все лица,
те, что уходом – приказали замолчать.
Во мраке стен, в безликих серых буднях,
во мне живёт: «Есенинский, тот чёрный человек»
приходит к ночи, и уходит лишь к полудню,
он будто тень, он делит со мной век.
Не пишется. Не дышится. Не спится.
Он словно шепчет мне: «Я здеее-сь».
Но только б мне от этого не спиться!..
Но только б подавить мне его спесь!..
Мне б только выстоять, не сдаться, не сломаться,
под натиском неведомых мне сил.
Мне б выдержать, воспрянуть, оторваться,
от чёрных мыслей, что доводят до могил.
Послушай, друг, мой стих – убог и чёрен
и будет лучше – не встречаться тебе с ним,
не взращивать в себе, тех чёрных зёрен
и не играть двуликих пантомим.
