Серое утро.
Уставшие, подключенные к матрице.
Биомасса в дутых спортивных куртках.
Бродят по городу души в дырявых панцирях.
Пятсот метров и на…Серое утро.
Уставшие, подключенные к матрице.
Биомасса в дутых спортивных куртках.
Бродят по городу души в дырявых панцирях.
Пятсот метров и на колесах,
Кто то на обычных, а кто то на гоночных,
Пятсот секунд к солнцу,
Парни в пиджаках малиновых,
Парни на машинах прочных.
Из уголков душ порочных,
Старый еврей рубашки стирает, молча
От крови.
Женщина, что глаза глубокие,
Сжимала в руке мобильный, до боли.
В туман смотрела или просто в даль,
Любимый, дома аккуратно взрощенный,
Крематорий. Письмо. Печаль.
Дома как то пусто, дома трава не скошена.
Восемь часов, по расписанию.
Колокола звенят и суета. Священники.
Богатыри с боевыми псами,
Где то ночью при свете фар меняют пленников.
Мразота на черных геликах,
Из телевизора Дегенерат и Фауст,
Сжигают учебники Карла Маркса и Ленина,
Мы сидим и изучаем нацию.
Лучшие в тюрьмах и карцерах,
Шестнадцатилетние дети в фрустрации,
Старые дети и молодые старцы,
Нет просто взрослых.
Новое время, но старые танцы.
Новые лица на карточках глянцевых,
Фамилии новые, новые агитации,
Новые требования и реформы в стране старой,
Волка на Лиса в форме,
Под шумок воды снега талого.
От нас требуют малого,
По совести жить и работать, нам можно любить,
Но мы то по старому,
Не наша забота плести красную нить,
Без улыбок тех искренних,
Я если честно так давно видел,
Чтобы по настоящему, чтобы с искрами,
Кто то кого то любил или ненавидел.
И если все же любим, то наполовину,
Если ненавидим, то тоже,
Мы так бережем эту золотую середину,
Мы так бережем кислую мину на роже,
Маски сняты будут рано или поздно,
Жизнью или смертью,
И после смерти выплеснутся все слезы,
Что прятали вы за прочной дверью,
Все равно кто то пальцами,
Прямо к душе вашей коснется,
Вырвет ее из прочного панциря,
И поднесет ее к солнцу.
