Возможно, для того, чтобы осознать, насколько дорога тебе Родина, нужно на время покинуть её. Я не знаю ни одного русского поэта, который с такой отчётливостью ассоциируется с неизбывной тоской по Родине,…Возможно, для того, чтобы осознать, насколько дорога тебе Родина, нужно на время покинуть её. Я не знаю ни одного русского поэта, который с такой отчётливостью ассоциируется с неизбывной тоской по Родине, как Михаил Лермонтов. Возможно, ещё и Ивану Бунину с подобной мощью удавалось передать ощущение горечи и неутолимой печали по Отчизне. Но если эмиграция Бунина воспринимается как свершившийся биографический факт, то Лермонтовым двигало безотчётное ощущение грядущей неминуемой разлуки со всем дорогим и беззаветным.
Когда я собиралась в дальние края и поделилась этим с институтской подругой, та как истинный филолог задала мне вопрос лермонтовскими строками:
Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?
Я, конечно, возразила, что наши не столь уж бесплодные нивы мне отнюдь не наскучили, что Родина у каждого лишь одна, не особо ещё задумываясь и не до конца осознавая, что улетаю на долгие годы именно в изгнание, где часто буду вспоминать строки лермонтовского «Листка»:
Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя
И вот, наконец, докатился до Черного моря.
У Черного моря чинара стоит молодая;
С ней шепчется ветер, зеленые ветви лаская;
На ветвях зеленых качаются райские птицы;
Поют они песни про славу морской царь-девицы.
И странник прижался у корня чинары высокой;
Приюта на время он молит с тоскою глубокой,
И так говорит он: \»Я бедный листочек дубовый,
До срока созрел я и вырос в отчизне суровой.
Один и без цели по свету ношуся давно я,
Засох я без тени, увял я без сна и покоя.
Прими же пришельца меж листьев своих изумрудных,
Немало я знаю рассказов мудреных и чудных\».
\»На что мне тебя? — отвечает младая чинара,-
Ты пылен и желт — и сынам моим свежим не пара.
Ты много видал — да к чему мне твои небылицы?
Мой слух утомили давно уж и райские птицы.
Иди себе дальше; о странник! тебя я не знаю!
Я солнцем любима, цвету для него и блистаю;
По небу я ветви раскинула здесь на просторе,
И корни мои умывает холодное море\».
Я цитировала по памяти эти строки, обращаясь к морю Средиземному, не столь холодному даже в январи, но всё равно не такому родному, как любимая Волга. Всякий раз, уже по возвращении из дальних и во многом
чужеродных далей, когда вижу над волжской синевой белый парусник, невольно вспоминаю:
Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?…
Играют волны — ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит…
Увы! Он счастия не ищет
И не от счастия бежит!
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!
Мятеж. Гонения. Одиночество. Всё это — основополагающие лирики Михаила Лермонтова, самого печального из великих русских поэтов. Странно отмечать двухсотлетний юбилей со дня рождения того, кто дожил лишь до двадцати шести, предсказав в посвящении Пушкину и свою столь раннюю гибель.
Он мог стать величайшим отечественным бытописателем. Он в неполных двадцать пять завершил первый русский психологический роман в прозе «Герой нашего времени», сделавшись истинным героем на все времена.
Он бесстрашно сражался на Кавказе, не боясь свиста чеченских пуль, как бы предчувствуя раннюю смерть. Откуда было в нём, жившим в эпоху, когда не только Интернета со всезнающей «Википедией», но и научно-популярной литературы было маловато, такое всепоглощающее знание и повадок дикого барса, и нравов таманских контрабандистов? Ответ один: от Бога. Лермонтов – несомненный носитель истинного дара Божия. Самый молодой во веки веков, самый лиричный поэт стихотворения малой формы, самый мятущийся и мятежный крылатый парусник русской поэзии.
