Не слезая с седла, путь держу на восток,
На груди укрывая посланья листок.
Проводник и товарищ, монгольский рысак,
По следам диких орд провождает меня.
На груди укрывая посланья листок.
Проводник и товарищ, монгольский рысак,
По следам диких орд провождает меня.
Подъезжаем к заре, уже видится луч,
Через миг открывается солнечный круг.
Предо мною предстала простором маня,
Седовласое море, молочная рябь.
Колыхнувшимся бризом трепещет волна,
Языками, лаская колени коня.
Меня сводит с ума, ширина без начал,
Седокудрых морей никогда не встречал.
Угождая ветрам, от бесплодных сыртов,
Еле слышно, в полголоса, шепчут о том:-
Что не ведома им океанская даль,
Приросли, не пускает на встречу земля.
Редким гостем придёт его дочка гроза
И расскажет о мгле, что её родила,
Как унёс её ветер, посланник богов,
Передать в средиземие жизни глоток.
И в своих черевах охраняя мечты,
Обречённо впитает скупые дары,
Зацветёт и запышит зелёным ковром,
И смирившись, в сердцах, с укоризной поёт:-
«Но и нас, как его, бороздят корабли,
Через ширь пролегли караванов пути
И утешится глаз, не видавший того,
Как волнуясь, укроется пеной песок».
Гордо дышит, клокочет, в надежде живёт,
Новой встречи, с тоскою покорствуя, ждёт.
Обратив свою жизнь в рыхлый пух облаков,
Океанским просторам послание шлёт.
Не вернуть мимолётно ушедшие дни,
От горячих лучей сединой облеклись.
И владыкой, зловещий пройдёт суховей,
По иссохшему лону умерших морей.
Ещё долго неспешно беседу вели,
Я, гонимый и степи невольник ковыль.
И как жаль расставаться с родною душой,
Только долг призывает к звезде на восток.
