И если бы кто когда-нибудь ей сказал, что есть такие люди, которые не распадаются на слова, которые с ног и прямо до головы — неутолимая глубина, о которых не расшибаешь лба, даже если и бьёшься в тесных силках, она не поверила бы.
Сказала бы: \»Докажи. Докажи, что в мире хоть один человек стоит того, чтобы ждать, чтобы жить, чтоб не касаться других, не рожать им детей, с ними не танцевать и не стариться. Да за такого не жалко с разбегу и в ад, не жалко мараться о грязь, душу продать за пару сотен рублей. Не жалко времени и разваливаться. Ничего не жалко за них, за него. Но покажи, слышишь?, покажи мне хоть одного?.\»
И кто-нибудь тягостно смотрит в глаза, в расширенные зрачки, в чёрное дно и молчит.
Шумно воздух вдыхает (видимо, собирается с силами) и тут же выплёскивает в лицо: \»Милая, глупая девочка, где ты живёшь? Ты с какой планеты? Ты — чёртова вдовушка, которой нужен обычный простенький Дон Кихот, принцы — для королевны. Да и принц, знаешь ли, с головы гниёт. Да и вся твоя вера — глупый, детский, пустопорожний трёп. То, что ищешь ты, если и есть, то не здесь — где-то в далёкой дали. Но ты доберёшься туда? Едва ли\».
Она закатывает глаза, память больно саднит в ребре. Ей хочется выдрать его, разодрать на клочки, разорвать на куски.
Но ей ничего не осталось, кроме как встать и уйти.
