«Мне в Таврийскую гавань…»- Крымские мотивы в поэзии и прозе Сергея Скорого.
Осень всегда торжественна, задумчива и радостна, время подарков, встреч и расставаний…всего того,…«Мне в Таврийскую гавань…»- Крымские мотивы в поэзии и прозе Сергея Скорого.
Осень всегда торжественна, задумчива и радостна, время подарков, встреч и расставаний…всего того, что составляет суть нашей жизни на земле.
Эта осень в поэтической Феодосии не стала исключением. В заполненном любителями русского слова музее А.С.Грина состоялась презентация очередного сборника нашего земляка, а ныне жителя г Киев – Сергея Скорого.
Впрочем, трудно сказать, чей он больше: наш – Крымский, Феодосийский, Старо-Крымский или житель матери городов Русских.
Несколько слов о нём.
Родился и вырос в Крыму. Стихи пишет с детства. Первые публикации появились в крымских газетах в конце 1960-х годов. Печатался в ряде коллективных сборников, альманахов, а также в журналах «Брега Тавриды», «Чёрное море» (Украина), «Молодая гвардия» (Россия) и др. Автор четырёх поэтических книг. Пробует себя в публицистике, литературной критике: в журналах «Древний мир», «Крымский архив», «Радуга» (Украина), «Знание – сила» (Россия), «Обзор» (США).
Есть публикации в литературных интернет-изданиях: «Радуга» (Украина), «Лампа и дымоход», «45-я параллель» (Россия), «Гостиная», «Орлита», «Континент» (США), «Зарубежные задворки» (Германия).
Член Союза русских, украинских и белорусских писателей Автономной республики Крым, Союза русских писателей Восточного Крыма.
Археолог, доктор исторических наук, профессор. Живёт и работает, как я уже говорил, в Киеве.
В новую книгу Сергея Скорого «Мне в Таврийскую гавань…» вошли поэтические и прозаические произведения, посвящённые крымской тематике, написанные автором на протяжении последних лет.
Не стану говорить о самой презентации. Поверьте – она прошла радостно и дружно.
Были стихи, песни на слова автора, поздравления и серьёзный разговор.
Интересно сказала о творчестве Сергея Надежда Купава: «У Сергея Скорого, какую бы тему ни затронул он в своих циклах, она своя, родная. словно идёшь по тропе с автором и всё ЭТО перед глазами. Возможно, это потому что стихи Сергея мы не читаем, мы в них живём на протяжении всего времени, пока его простые строки ведут за собой. Простые слова, но мы от них становимся лучше душой, мыслями, действиями и… ПАМЯТЬЮ к прошлому»
И всё же — лучше один раз прочесть. Именно в этом я вижу свою задачу.
На своей страничке я постарался дать небольшую часть его стихов и, каюсь, присовокупил к стихам из книги ещё несколько – из ранее опубликованных в «45-й параллели»… Уж больно они мне нравятся…
Пишите своё мнение, откликайтесь.
Можно писать сюда – в мою гостевую, можно говорить напрямую с Сергеем Скорым –http://www.stihi.ru/avtor/serzh5 , почитать его в рубрике «Четвёртое измерение» «45 –я параллель» — http://45parallel.net/sergey_skoryy/
Приятной встречи Вам.
— Много?
— Выбирайте…
Итак….стихи.
ШЕЛЕСТЯТ ТУМАНЫ
Шелестят туманы под ногами,
дышит ранней свежестью роса…
Я опять пришёл на встречу с вами,
родины долины и леса.
Я ваш тихий зов вдали услышал,
разве мог забыть я эту синь?
Глажу серый камень Агармыша,
волосы зелёные осин.
Это, всё родное мне и близкое,
доверяю песне и мечте…
Поклонюсь сегодня низко-низко я
крымской нашей скромной красоте.
ТОЛЬКО В КРЫМ…
Под колёсный ритмический степ
на знакомства мне вновь повезёт…
Синим полозом поезд ползёт
через знойную южную степь.
Мне бы взять – да осваивать Рим
не в угоду капризной душе…
Ей решительно ясно уже –
только в Крым, только в Крым, только в Крым!
Мозг на душу обидой горит:
Ну, на кой тебе Крым, на какой?
Но за окнами – снова Джанкой
и восточный вполне колорит.
Встанут горы. И вспыхнет листва.
И опять – кипарис и миндаль.
Южный берег. Безбрежная даль.
Синева, синева, синева.
СТАРОКРЫМСКИЙ МОТИВ
Ночами пение цикад
мотивам вторит муэдзина…
Плывут ордынские руины,
качаясь на волнах-веках.
Мы, ускользая из столиц,
Востока слушаем напевы…
и смуглые на диво девы
волнуют красотою лиц.
И пусть здесь порознь смех и грех
свой путь сквозь судьбы проторили –
Юго-Восточная Таврида
объединяет ныне всех.
СТАРОМУ КРЫМУ
Столичный житель назовёт тебя деревней,
что мне до этого, возможно, он и прав,
но лишь тебе, мой маленький и древний,
все песни сердца на семи ветрах.
И вся любовь, и все моё дыханье
тебе, мой город у Агармыша…
Здесь где-то детство, в путь собравшись дальний,
протопало по улочкам спеша.
Здесь где-то, повзрослев, весною звонкой,
в дурмане лип впервые утонув,
Я встретил нежную и гордую девчонку
и тайную в себе открыл струну…
В ФЕОДОСИИ – ДОЖДЬ
В Феодосии – дождь,
он ломает курортникам планы.
Где же бархат сезона,
коль пляж Золотой опустел?
И заезжие «звёзды»
здесь реже, хотя без обмана,
душу радуют пеньем,
а глаз – амплитудою тел.
Ноги в мокром песке,
но пойду постою на причале:
он бетонною грудью
таранит седую волну.
И в солёные брызги
срываются с криками чайки,
впечатленье такое,
как будто хотят утонуть.
Ветер с моря подул,
пригибая деревьев верхушки.
Слишком ранняя осень,
быть может, в Крыму неспроста…
Под дождем бронзовеет
Александр Сергеевич Пушкин,
на прогулку он вышел
сегодня, увы, без зонта.
ЛЕЖАЛ В ДОЛИНЕ ДРЕВНИЙ ГОРОД…
Мы по холмам, всё круче, круче,
Шли. Силуэт Агармыша
напротив плыл в тяжёлых тучах,
дождливым парусом шурша.
Был вечер – прян. Был ветер – горек.
А поступь наша – нелегка…
Лежал в долине древний город,
подмяв под голову века.
Солхат – наследье грозных ханов,
а ныне – тихий Старый Крым…
И над орехом вился дым,
и город кутался в туманы.
У МОГИЛЫ ВОЛОШИНА
Здесь давно – не тропа, а дорога:
недостатка в поклонниках нет…
И почти на ладонях у Бога
вечным сном почивает поэт.
Коктебель. Ниже – домики-соты.
Горько пахнет степная полынь…
А вокруг мир спасают красоты –
море, скалы, глубины долин.
Утонуть в красоте ты не против,
притягательно это – всегда…
И темнеет волошинский профиль
на отроге горы Карадаг.
Прикоснётся к лицу лёгкий ветер,
словно Макса живая душа…
Шепчет строки задумчивый вечер
на вершине Кучук-Янышар.
У МОГИЛЫ ГРИНА
Луч скользнул по горе и упал
на поросшую лесом долину…
Уводила сквозь зелень тропа
на могилу писателя Грина.
Был рассвет. Нити солнца огромного
золотой паутиной повисли…
У надгробия этого скромного
Я пытался читать свои мысли.
Становился здесь каждый романтиком,
если сердцем был смел или светел…
Ветром Севера, ветром Атлантики
пахнет южный задиристый ветер.
Слышал я в грозовое ненастье,
будто плещут здесь волны залива,
и колышутся ветви, как снасти,
и скрипит старой мачтою слива…
Я немного и сам из мечтателей,
мне увидеть пришлось в небесах
над тенистой могилой писателя
алых зорь, крымских зорь паруса.
ЭЛЛИНСКИЕ МОТИВЫ
У дивных храмов Херсонеса
над Эвксинским лазурным Понтом
я увидал тебя однажды,
смотрящую игру дельфинью…
В гимматии полупрозрачном,
в сандалиях на босу ногу,
с распущенными волосами –
потоком золотым звенящим.
Клянусь я Гелиосом, Геей
и силой славного Геракла –
средь эллинок всех дивноглазых
не видел я красы подобной.
Потом ты снова мне явилась
пеннорождённой Афродитой:
из волн в набедренной повязке
ты вышла, брызгами играя…
О, Боги! Я почти – повержен
И падать ниц уже собрался,
чтоб целовать следы без меры…
когда услышал глас Сирены…
Нет! Звук презренной – иномарки…
Кричал её хозяин что-то
бездарнокрашенной блондинке,
бесстыднооголённой мини…
НОКТЮРН
Жене моей Людмиле
Лунный свет скользит в ночи с вершин…
Ты не спишь, и шелестят ресницы.
– Спи, родная, пусть тебе приснится
всё, что ты желаешь для души.
Стынет в лужах талая вода
и Восток поёт нам с минарета…
Мы с тобой уже бывали в этом,
только не припомню я когда…
Под горою речка Чурук-Су
льдинки к водопаду с шумом сносит.
День придёт – и лучшая из вёсен
защебечет птицами в лесу…
А пока, что, милая, усни…
ПОСЛЕЛЕТНЯЯ ФЕОДОСИЯ
Послелетняя Феодосия.
Дикий пляж поостыл от тел.
Море Чёрное, с лёгкой проседью.
Первый жёлтый лист пролетел.
И хоть мир стал скупее красками,
он по-южному прелести полн.
Понт Эвксинский, по-прежнему, ласково
гладит тело ладошками волн.
Богом данная, в межсезонье –
это всё, что так нужно мне…
И душа царит в беспризорье
с вечным морем – наедине.
ВДОЛЬ ГЕНУЭЗСКИХ ДРЕВНИХ СТЕН
Слегка дождливой, ранней осенью,
cтрадая от нехватки тем,
пойду бродить по Феодосии
вдоль генуэзских древних стен.
Я знаю, центра новь картинна,
но дар для сердца и ума –
мне узость улиц Карантина,
Форштадта низкие дома.
Здесь, как нигде, былого тени
и шелесты ушедших слов.
Здесь в камне выбиты ступени
тяжёлой поступью веков.
ПАМЯТИ ЮЛИИ ДРУНИНОЙ
Старый Крым. Середина июля.
На погосте – трава да кусты.
На могилу Друниной Юлии
я несу полевые цветы.
Милый друг, преклонить колени мы
в этом месте с тобой должны
перед ней и её поколением,
обожжённым огнём войны.
И причин ухода не трогая,
я скажу: – Нет поэта вины!
Пережить удалось ей многое –
кроме краха родной страны…
НА МАЛОЙ РОДИНЕ
Май как будто стремится
навстречу июню –
Удивительно быстро
отцветает сирень…
В этом городе был я
счастливый и юный,
и из памяти это –
не убрать, не стереть…
Вновь по улочкам узким,
где асфальта нет гнёта,
как в тенистых аллеях,
брожу допоздна,
и мечтаю наивно,
что встречу кого-то,
кто б меня, пусть не сразу,
но всё же – узнал…
Ах, смешная затея,
мой город старинный!
Годы сделали дело
и скрылись, звеня…
Я здесь ныне – чужой,
лишь седые руины,
присмотревшись, похоже,
узнали меня…
ЕСТЬ В ФЕОДОСИИ СТАРИННОЙ…
Поэту Геннадию Львову
Есть в Феодосии старинной,
не там, где порт и корабли,
а где гора вздымает спину –
клочок причудливой земли.
Здесь в летний зной одарит тенью
нас островок лесной тиши…
Задумчивое запустенье –
отрада для моей души,
Обитель славного поэта…
Без стен и крыши кабинет.
Здесь мы вкушали знойным летом
рубиновое «Каберне».
Стихи струились, сердце грея,
скользили мимо нас века…
Взлетали ямбы и хореи,
как стая птиц, под облака.
И кубок поднимая снова,
я говорю: – Что нам тужить!
Ведь с нами Бог! И с нами Слово!
А в Слове – бесконечна жизнь!
ОРДЖОНИКИДЗЕ
Феодосийских дней завал
сняв, словно с окон паутину,
возьму, рвану на перевал,
где цепь гористую прорвав,
шоссе змеится серпантином.
Визжат щенками тормоза,
маршрутка кренится, как лодка,
но вдруг бесценную находку
подарит щедро мир глазам,
их синью моря обласкав, –
Орджоникидзе – в чаше скал!
ТЫ, ЦИЦЕРОН, БЫЛ ПРАВ!
В заливе – белый лебедь,
ах, как прекрасен он…
На пляже – «бизнес-леди»
терзает телефон…
Слова – почти снаряды
в эфир, свистя, летят,
пространные тирады –
то блатнячок, то мат.
Песок ногою роет,
ну, право, ё-моё!
То, как волчица, взвоет,
то верещит свиньёй.
Господь её, ну, как бы,
ничем не обделил…
Но вот от страха крабы
покинули залив.
И мне уж не до моря –
вещички я собрал…
– O tempora, o mores! –
ты, Цицерон, был прав!
ЗДЕСЬ СТЕПЬ В СОРОКОВЫХ СГОРАЛА…
Здесь волн морских гудит набат.
Азов швыряет мотоботы.
Восточный Крым. Степь. Арабат.
Вдоль Сиваша темнеют доты.
Здесь машет тень войны крылом.
Здесь степь в 40-х сгорала.
Здесь столько тысяч полегло –
от рядовых до генерала.
Не потому ль, не потому ль
так брызжут алой кровью маки…
И чудится здесь пенье пуль,
и тишину рвёт гул атаки…
И ОДИЧАВШИЙ ПЛОД ЧЕРЕШНИ…
Скользит сквозь заросли тропа,
минуя перевалов спины…
Вершину Карасан-Оба
венчают древние руины.
Здесь в очагах – эпох зола.
Вот эллинской обломок тары,
а рядом – скифская стрела
и грубый скол посуды тавров.
Орлиный клёкот в облаках,
как будто голос предков вещий…
И одичавший плод черешни
летит к нам через все века.
А ПРЕД ГЛАЗАМИ – АК-КАЯ…
Беря натужно рубежи,
пыхтит, карабкается джип,
рычит и фыркает, но вот и плоскогорье…
А пред глазами – Ак-Кая,
и снова в потрясенье я
красою циклопичной Белогорья.
Здесь степь, как скифская стрела,
прервать шальной полёт смогла,
у Таврских гор ослабив вдруг порывы…
Стою у мира – на виду
и лишь захватывают дух
в безумии скользящие обрывы.
Почти отвесная стена…
О, скольких видела она
нырнувших вниз по чьей-то злобной воле…
А мне бы крылья заиметь,
а мне бы ввысь, взмахнув, взлететь
и не упасть на этом крымской поле …
НА КЕРЧЕНСКИЙ ХОЧУ Я ПОЛУОСТРОВ…
Влекут Париж нас, Лондон или Осло,
Но дань любви отдам родной земле –
на Керченский хочу я полуостров
попасть в прозрачном крымском сентябре.
За мной друзья заедут спозаранок.
У них – авто. А я уже готов…
И станет степь стелиться самобранкой,
дивя зверьём и запахом цветов.
Полынный ветер непрерывно горек,
но благостен – исчезла суета…
Скалистый берег. Здесь когда-то город
милетских греков жил и процветал.
Ну, а теперь – руины, змеи, пустошь,
обломки амфор, мидий да костей…
И море пожирает с гулким хрустом
античный град по имени Китей.
Ах, звуки жизни, вы куда пропали?
Хочу вас слышать. Силюсь. Не могу…
И лишь порой мне чудитесь в рапанах,
разбросанных на диком берегу.
ПУСТЬ ХОРОШИ И МЮНХЕН, И ПАРИЖ…
Здесь воздух, словно воду из горсти,
моя душа без устали алкала б,
но эллинов потомок Константин
плеснул нам щедро солнце по бокалам –
Сорокалетней выдержки «Мускат»
вобрал в себя весь аромат Тавриды…
мой трезвый ум в предчувствии корриды
сразиться с хмелем бесконечно рад.
Ликуй, душа, над Родиной пари!
Ведь для тебя давно неоспоримо –
пусть хороши и Мюнхен, и Париж,
но нет роднее и прекрасней Крыма!
*
*
*
Василию Алоеву
Душу можно распять:
Наплевать в неё – проще простого,
Можно даже мишень,
На спине прикрепить – не вопрос…
Но лампадой горит
Во мне чистое русское Слово –
С ним родился, живу,
С ним уйду я в мерцание звёзд…
Как подснежники в марте
Я, поверьте, не знаю, в чём дело – в природе, в погоде ли,
Может в профиле тонком иль с неба слетевшей звезде,
Но вдруг в душу вливается тихая эта мелодия,
И куда не гляди – музыкантов не видно нигде…
Её звуки печальны, свежи и так дивно пронзительны,
Что не стыдно заплакать и кругом идёт голова…
И сроднившись с аккордом, в душе в этот миг поразительный,
Как подснежники в марте, во мне прорастают слова.
Проснусь, а за окном – февраль…
Я упивался этим сном,
Что, в принципе, большая редкость:
Весны дурманящая веткость
Меня раскачивала в нём.
В бокалах расплескался смех –
Мои друзья, которых нету,
Свершив с Небес, на час, побег,
Со мной курили сигареты…
Кратка их самоволка – жаль…
Да, видно, долог путь обратный,
Да, видно, строг там страж привратный…
Проснусь, а за окном – февраль…
* * *
Памяти поэта Якова Рудя
Я не знаю, сколько проживу –
Есть секреты за семью замками,
Но всё чаще глажу я руками
Эту землю, листья и траву.
И в былом каком-то пустяке
Вдруг черты встречаю совершенства,
И неизъяснимое блаженство
Дарит чья-то песня вдалеке.
А порой гляжу: на склоне дня,
По тропе на алом небосводе
Мальчик, так похожий на меня,
Босиком за горизонт уходит…
* * *
Я стал к себе с годами строг,
А путь мой – менее обманчив.
И не пишу случайных строк,
Чем я грешил, конечно, раньше.
Не столь подвержен суете
И завереньям в чувствах пылких…
А прелести былых утех
Бессрочно отбывают ссылку.
Не прогляди поэта, Россия!
Евгений Евтушенко
Дым отечества сладок на небе,
дышать не даёт на земле.
Михаил Анищенко
А горькая родина вновь проглядела…
Да что с неё взять – ведь не мать, не жена!
И умер Поэт… Ну, подумаешь, дело!
В России поэтов – всегда до хрена!
Загнал себя сам! Вот и час его пробил! –
Глядишь, заскулит литератор борзой…
Ах, как мы умело великое гробим,
При этом давясь крокодильей слезой…
…Возьми его, Господи, в тёплые длани!
Каких он пронзительных слов пастушок…
Сидит себе Сева на светлой поляне,
Пасёт облака, дуя в божий рожок…
*
*
*
Спасибо, что зашли, друзья.
Это та маленькая толика стихов, что написаны поэтом.
Пишите своё мнение, откликайтесь.
Я уже говорил -можно писать в мою гостевую – на страничку, можно говорить напрямую с Сергеем Скорым – http://www.stihi.ru/avtor/serzh5 , почитать его в рубрике «четвёртое измерение» «45 –я параллель» — http://45parallel.net/sergey_skoryy/
Найдите его в интернете – если понравилось…
Удачи.
Владимир Гахов
