1.
Если расходятся люди, неважно кто: пары, друзья, коллеги; необязательно из-за чего: по серьёзной ли причине или просто так; не играет роли, когда это происходит: утром ли в…1.
Если расходятся люди, неважно кто: пары, друзья, коллеги; необязательно из-за чего: по серьёзной ли причине или просто так; не играет роли, когда это происходит: утром ли в понедельник или в самый разгар какого-либо празднества, — всё это второстепенно, потому что возникшая очередная трещина, однажды появившись, продолжает расширяться. И, с тех пор, любой звук в окружающем пространстве, будь то слова прощения или прощания, становится той беспощадной песчинкой, которая, попав в ещё незаметную образовавшуюся пустоту, разделяет некогда целое надвое.
Впервые такую песчинку Костя Монадов увидел, когда ему было около пяти лет. Он тогда любил играть в их большом, по крайней мере, так ему в то время казалось, заставленным старыми шкафами, комодами, сундуками; завешанным пальто и шубами, — тёмном коридоре, где все эти предметы и вещи в полумраке пыльного пространства превращались в американские или азиатские горы, плато, пустыни, корабли и потаённые логова разбойников и пиратов, откуда можно было наблюдать за многочисленным племенем взрослых, и иногда, при благоприятных обстоятельствах, делать стремительные и весьма успешные набеги на хранившиеся на полках банки с варением.
Эта песчинка вкатилась вслед за отцом, зашедшим в квартиру с январского мороза. Но, нарушая все законы движения, она вдруг неожиданно оказалась перед ним, распахнула сильным толчком дверь залы и как будто затянула образовавшимся воздушным потоком его внутрь. На какое-то мгновение в пространство тёмного коридора просто влип жёлтый столп света, который тут же был переломан захлопнувшейся дверью на несколько узких полосок, идеальных по форме и геометрии трещинок. Это произошло так быстро, что Костя даже не успел испытать страх быть обнаруженным сидящим на старинном сундуке за каким-то салопом.
И отец исчез. И мама плакала всю ночь на кухне. И песчинка, втолкнувшая так беспардонно и несчастливо отца в квартиру, плотно припирала дверь кухни, ставшей для родителей Кости непреодолимой преградой. А утром, когда по своему обыкновению, Костя пошёл в ванную комнату, то, не смотря на ещё совсем малый возраст, почувствовал, что паркет в квартире стал каким-то другим. Уже потом, спустя три десятка лет, вспоминая этот день, он понял, что пол стал более зыбким, что тогда песок начал отвоёвывать своё пространство в жизни его и его семьи. Песчинка, вкатившаяся вечером в Костин коридорный мир, за ночь распалась на мириады частей, и, забившись в паркетные щели начала свою работу, работу по завоеванию пространства и превращения его в неоглядную пустыню.
Мама на кухне пила свой утренний кофе, который приобрёл с тех пор характерный горьковато-острый запах, вместо привычного запаха зёрен и молока. А место, где всегда сидел папа, было лишено своих обычных атрибутов. Бесследно исчезла пепельница и большой серебряный портсигар, которым тот всегда гордился, так как на нём была выгравирована дарственная надпись какого-то великого человека Костиному прадеду. Отец часто показывал его и говорил, что когда сын окончит институт и родит внука, он обязательно ему его подарит. Так же Костя краем глаза успел заметить в мусорном ведре большую папину чашку с красивой маминой надписью, которую он ещё по малолетству прочесть не мог, но знал, что она звучала как «Любимому мужу и папе на День рождения!»
— Будешь чай с песочными печениями?
Костя утвердительно кивнул.
