Слова на ветер…

Вот гусь, с него вода, горох, щелчки об стену,

мелодий ручейки стрекочут на камнях,

под полостью дыша в заброшенных санях,

в местах смыканья губ гость запекает пену.Вот гусь, с него вода, горох, щелчки об стену,

мелодий ручейки стрекочут на камнях,

под полостью дыша в заброшенных санях,

в местах смыканья губ гость запекает пену.
Поношенный сюртук о плоскость поясницы

стирает второпях свой изначальный ворс,

заботливый француз представил миру торс,

у эллина в плену, из трепета ресницы,
из мерзости границ и дерзости столичной,

из вздохов под луной и в кладке швов стенных,

яичной скорлупы, страничек костяных

грассируем ресурс для мышцы подъязычной.
Во множестве слова прободевают воздух

и населяют ум, что теплится едва,

напитывают нас прозрачные слова

от первого толчка до растворенья в звёздах.
Листвою желтизна осыпала аллеи,

от пурпура бежит бескварцевый порфир,

есть свежие слова, пожалуйста: “кефир”,

не чавкай, как тапир, произноси смелее.
Белея, одолел мороз порывы звука,

сковала ток воды кристаллов немота,

однако есть язык у зверя и скота,
рычанье, кротость “Му…”, смятение и мука.
Промёрзшая земля при производстве стука

из комьев и камней на крышке гробовой,

как будто говорит: “Ты прежде был живой,

теперь прошу в меня для пополненья тука.”
Последний раз стою, слова швыряя ветру
на празднестве зимы у западных ворот

в его всеядный рот, от ветреных щедрот

меня не упасти ни войлоку, ни фетру.
С востока новый свет и свежих слов пакеты

для влажных юных ртов, их жребий впереди,

что ж, север, огрубев, гряди, кради, вреди,

не в турникетах юг, редки его пикеты;
крутясь на турниках, он вроде бы беспечен,

но знает, что, вертясь, земля ему вернёт

изъятое тобой, а фен тебя сомнёт,

растопит, испарит, он говорит: “Я вечен!”
Увечен твой мороз, собою искалечен,

ты мучаешь других и в муках тонешь сам,

притронувшись к весам, прислушайся к часам,

мне вечер шалью слов укутывает плечи.
Я мёрзну, но стою, почти изнемогая,

ногою утвердясь на старом словаре,

я вижу смерть твою, очнувшись в январе,

она тебя вернёт в границы попугая,
твердящего: “Дурак!”, свистками и щелчками

надеясь заменить осмысленную речь;

а сиречь не сберечь твой порох ни картечь,

ведь карты ветхи, в трюмах течь, спиральными волчками
упрямый ход вещей тебя морочит едко,

пророчит тёплый фронт и звонкую капель,

две цапли в феврале оставят канапе

и холод доклюют, и вышвырнут объедки.
Soundtrack: Eldar Djangirov, Etude Op. 2 No. 1.


Добавить комментарий