В тебе бушует синий океан,
Исходит лавой красною вулкан,
Сто серых туч гоняет ураган —
— Стихий безумство буйствует в тебе.
Сто молний белых разрывают…В тебе бушует синий океан,
Исходит лавой красною вулкан,
Сто серых туч гоняет ураган —
— Стихий безумство буйствует в тебе.
Сто молний белых разрывают ночь —
— черна, как черный карандаш точь-в-точь.
Лишь утро бледное уносит прочь
Всю смесь из ощущений в их борьбе.
Сгущаешь краски и страдаешь, друг?
Стенаниям твоим причину знаю.
Стерпи хотя б минуту, не стоная,
И погоди ты с излияньем мук.
Позволь, тебе поведаю рассказ
О рыцаре одном, весьма занятном.
Скорее — поучительный, приятным
Не назову его я без прикрас.
Жил юноша на свете без забот,
Ходил, стоял, сидел, лежал, бывало.
И мимо так летел за годом год,
Но тут невмоготу юнцу вдруг стало.
В окне одной из башен видел он
Девицу с волосами и глазами
И потерял покой, а крепкий сон
И аппетит ушли куда-то сами.
О! Как страдал он от своих страстей!
О Ней все думы стали палачами.
Как упивался ими он ночами —
— За ночь переживал по сто смертей.
Зачем-то свой камзол он изорвал,
Купил копье, коня, и шлем с забралом.
Сей шаг стал рыцарства его началом,
Когда себя в броню он заковал.
И вот — турнир! Он мчится на коне.
Вокруг полно людей, гарцуют кони.
Наш рыцарь — весь в сверкающей броне —
— Свою заметил даму на балконе.
Вдруг на скаку поднялся в стременах,
Себя схватил пониже чресел,
Согнулся, как молящийся монах,
А зрители повскакивали с кресел.
С коня бесславно юноша упал,
Лежал в пыли, не в силах разогнуться.
\»И как так пособило навернуться?\» —
— Себя сам каждый зритель вопрошал.
\»Ну что ж, бывает, мне не повезло,\» —
— Наш рыцарь слабо молвил, поднимаясь,
И медленно побрел, не разгибаясь,
Сквозь зубы, тихо он ругался зло.
Так, не начавшись, завершился вмиг
Путь подвигов и рыцарских деяний.
Недолгим поиск был других призваний:
В монахи вскоре принял он постриг.
\»Внезапный, странный выбор,\» — скажешь ты, —
— \»Возможно,\» — я отвечу, — \»Но позволь мне
Тот объяснить поступок добровольный
Ухода в келью от мирской тщеты.\»
Герой наш принимал все за недуг,
Он думал: \»Одержим я мелким бесом!\» —
— Когда, уставший от сердечных мук,
Разглядывал постель он с интересом.
\»Ну что еще за новая напасть?!\» —
— Бурчал он, малую нужду справляя,
Который раз в цель не сумев попасть,
С трудом в штаны довесок заправляя.
Но вот тогда, упав со скакуна,
Лишь чудом выжив, не смешавшись с прахом,
Он ощутил, как с деревянным пахом
Брони стальная встретилась стена.
\»То — проведение, судьба и рок
Мне знак дают! Спасусь, отринув
Мирское,\» — думал, капюшон надвинув,
Под ризой пряча странный бугорок.
В аббатстве вновь его провал постиг:
Ни епитимьи не спасали, ни обеты,
От \»беса\» он не спасся, не достиг
Прозрения. Пошел бродить по свету.
И каждый день он провожал и ночь,
Как эпизод из битвы света с тьмою,
Греховные свои гнал мысли прочь.
Себя наш странник видел полем боя.
Любовь казалась юноше святой
(То, что считал любовью к той девице)
Ведь так страдали в каждой небылице
Все рыцари — и стар и молодой.
Недугом и проделкой беса счел
Все то, что с ним наутро приключалось,
Когда надеть штаны не получалось —
— Нигде об этом строчки не прочел.
В романах слов он не нашел о том,
О чем молчат любовные сонеты,
Что в чувстве святость с похотью в одном —
— Две стороны одной и той монеты.
Нельзя без решки положить в карман
Орла. Нельзя себя усильем воли
Отправить в старый рыцарский роман,
Где у влечения нет темной доли.
У этой повести занятной нет
Финала. К сожаленью, не осталось
О рыцаре историй — затерялась
Его судьба, неяркий стерся след.
Ну а тебе, мой разнесчастный друг,
Должно хватить и этого с лихвою.
Согласен, трудно с буйной головою
Прожить, когда сразил такой \»недуг\».
Так помни, что, единожды познав
Влюбленности страданья и блаженство,
Ты, разделив их, вряд ли будешь прав —
— Ни тьмы ни света нету здесь главенства.
В своем порыве святость не найдешь,
Суккуба не найдешь ты под штанами,
Ни в прочных латах, ни в рядах святош
Не скрыться от страстей, что движут нами.
…
Ах да, про латы… Знай, что, их надев,
Налившийся свой жезл ты вряд ли спрячешь:
Людей своей походкой озадачишь,
А шарканьем напомнишь старых дев.
