Бессмертные

Глава 1. Долина

Я наконец-то счастлив, как бывает счастлив человек лишь тогда, когда исполнит свою мечту, не связанную с приобретением материальным, а заключающуюся в ощущении радости от общения…Глава 1. Долина

Я наконец-то счастлив, как бывает счастлив человек лишь тогда, когда исполнит свою мечту, не связанную с приобретением материальным, а заключающуюся в ощущении радости от общения с природой, неприступной и неизведанной доселе. Передо мной – зеленый мир, уникальное и удивительное место. Здесь особенный влажный, пропитанный озоном воздух, смешавшийся с запахом ароматных трав, диких, как птицы, вьющие гнезда на здешних деревьях-гигантах. Меня обступают со всех сторон неприступные скалы, вечные стражники заключенной в их кольцо красоты.

Переговариваются птицы с разных концов долины, где-то в зарослях шуршат мелкие зверьки, заточенные в этот благодатный горный плен. Я оглядываюсь последний раз перед тем, как углубиться в чащу, и вижу еще редкие молодые деревца в каменистой в этом месте почве, какие-то цветы – желтые и голубые, еще видящие солнце на неприкрытом могучими кронами небе, и то, что я бы назвал «внутренним подножием» — несколько острых обломков скалы, сброшенных ею когда-то, вероятно, для укрепления своего неприступного статуса, и, на самом пороге начинающейся впереди густой чащи – этого крытого зеленью лиан и деревьями зеленого дворца – груду мелких и средних камней, едва ступивших в черту леса. Смотрю выше, и мне уже не виден край той равнины, откуда я любовался этими зарослями – вознесшиеся надо мной деревья уже скрыли то, что вверху, и даже небо теперь проглядывает нечастыми лоскутами прозрачной синевы. Впереди, если смотреть наверх, видна лишь почти ровная, прямо стекающая вниз поверхность скалы, ее каменная кожа в морщинах небольших расщелин и незаметных складок. Скала как бы вогнута вовнутрь, именно поэтому, я полагаю, — хоть я и ни разу не альпинист, — она столь непопулярна у любителей этого развлечения. Насколько мне известно, как минимум сто лет сюда не спускался ни один человек. Высота – невероятная, и отсюда, хотя видна не вся, выглядит внушительно и завораживает меня.

Сердце бьется так, как бьется у влюбленных, спешащих увидеть друг друга. Каждый взгляд, каждое мгновение, вдох и каждый шаг вперед открывают для меня неисчерпаемое очарование дикой, истинно уединенной природы. Где-то журчит небольшой, наверное даже, крохотный ручеек. На руку приземлился черный жучок с зеленым узором на сложенных на спине блестящих лаковых крыльях. Ветвь дерева лежит на самой земле, пригибаемая тяжестью листвы, налитой соками.  Я замечаю каждую мелкую деталь, стараюсь не пропустить ничего, чтобы до краев наполниться восхищением, хотя спешить мне, конечно, некуда и незачем. Прямо над моей головой снова чистым, будто у сказочного существа, голосом пропела птица. Через несколько секунд, издалека, донесся ответ, и я поднял голову, чтобы, возможно, увидеть пернатую, и высоко, метрах в десяти, на небольшой ветке разглядел малюсенькую коричневую птичку, и удивился силе ее голоса.

Тем временем я замечаю, что, вопреки ожиданиям и наблюдениям, сделанным сверху, лес то сгущается до влажных, росистых сумерек, то расступается, пропуская солнце. Я же предполагал, что к середине густота и дремучесть будут все усиливаться. Однако, странным образом, эти казавшиеся с высоты непролазными джунгли являют собой мозаику из тени и света. Это неожиданное наблюдение кажется мне милой особенностью, и, с замиранием сердца шагая вперед по зеленой сочной траве, по остаткам опавшей прошлой осенью листвы, мимо мшистых камней и диких кустов, между стволов, повитых лианами, я понимаю, что люблю это место.

Все вокруг спокойно и в то же время как будто кричит — «Я и есть жизнь!», и я согласно улыбаюсь – «Да, ты – жизнь, настоящая жизнь». Я всегда восхищался природой, любовался ею даже там, где она не говорила громко о себе, а молчала, стесненная городом, человеком. Мне нравился голубой цветок цикория возле скамейки на детской площадке, дупло дятла в старом дереве во дворе, я любил парки и скверы, пусть и окультуренные, но все же зеленые и живые. Но если бывает воплощение идеала, то место, в котором я сейчас нахожусь, и есть он самый. Некое божество, которым я покорен.

Если может человек любить человека, если вообще возможно человеку любить, а это возможно, и необходимо, и всем нам дано, то разве не может человек любить что-то иное, скажем, эту горную долину? Сколько лет я приезжал сюда каждый год с тех пор, как впервые вдохнул этот аромат? Сколько лет мечтал окунуться в этот мир, как, наверное, ребенок мечтает оказаться в волшебной сказке? А это место было для меня сказкой, тайной, мечтой и трепетной, но невозможной до недавнего любовью. Тогда, в девятнадцать лет, я был околдован и влюблен, и не хотел уезжать. Год за годом отрывался от своих дел ради возможности полюбоваться и посокрушаться. Это, пожалуй, единственная моя страсть, кроме той, которая подарила мне возможность этого свидания. И разве это не судьба? Больше ничто не беспокоит меня, я нашел мир, нашел Бога, нашел себя. Здесь я венчаюсь со своей свободой, под миллиардами листьев, под звуки трелей певчих птиц.
Изумрудная трава под моими ногами редеет, и земля слегка притоплена. Где-то рядом ручей. Небольшие лужицы между островками болотистой почвы чавкают под ногами милым звуком уединенного путешествия. Деревья слева слегка редеют, и вот я вижу чистую артерию, питающую здешний мирок ледяной водой. Он течет в небольшом углублении, устланном илом, мелкими камушками, песком. Я останавливаюсь и, присев, касаюсь рукой неспешного, но бойкого течения. Набираю в сомкнутую ладонь воды и пью этот пьянящий своей чистотой ледяной эликсир. Откуда и куда он течет? Пробиваясь между слегка поредевших, будто уступивших место, деревьев, его начало и конец теряются для зрения. Я иду дальше.

Вскоре я натыкаюсь на что-то вроде крохотной полянки. Здесь на удивление сухо и солнечно – исполинские деревья расступились, образовав ровный круг, и, подняв голову, я увидел голубую тарелку безоблачного неба и яркое солнце. Здесь я отдохну. Достаю из рюкзака и расстилаю на залитой солнцем траве подстилку, флягу с водой, немного простой еды. Можно ли было испытать большую благодарность, чем я испытал сегодня? Я никогда не был так пьян и так чист, как здесь сейчас.
Отдохнув и пронаблюдав, как солнце откатилось за пределы моей видимости, я продолжаю свой поход. Сколько времени я иду? Наверное, сейчас около трех часов дня, а, быть может, я ошибаюсь. Меня окружает вечность, она же и наполняет мое нутро. Добрался ли я уже до середины? Вроде бы лесок не слишком велик, и ходить по нему напрямик гораздо меньше, чем целый день, но впереди, слева, справа и сзади — лишь бесконечные деревья. А если идти прямо в любом направлении, то уткнешься в отвесные, нависшие скалы, не дающие никому шанса. Уникальное все же место! 
Прислушиваюсь вновь к звукам леса. Родник где-то здесь, по близости, но его не видно. Он то слегка отдаляется, то приближается — насколько я ориентируюсь в звуках. Кажется, под кустом я заметил ежика, услышал шорох листвы и заметил какое-то движение в темную глубь нижних ветвей – должно быть, в норку. Есть еще какой-то звук, который я не могу описать – как будто горы тихо гудят. Возможно, каменное, вогнутое внутрь, высоченное сплошное кольцо издает такой звук, или иллюзию звука, подчиняясь каким-то физическим законам, но в этом месте можно позволить себе думать, не зная наверняка, что все здесь наполнено магией и обладает голосом. «Лишь в полностью замкнутом пространстве мы обретаем истинную свободу. Лишь в вечном плену мы перестаем быть пленниками», — проносится в голове.

Постепенно становится все более темных мест, хотя, подумав немного, я догадываюсь о том, что просто близится вечер. Я вряд ли увижу закат, но увижу, как начинает свою ночную жизнь лес. Я вновь оказался вблизи ручья и набрал полную флягу родниковой воды.
Когда наконец солнце зашло далеко за каменное кольцо, я приготовился к ночлегу.  Меня окружили сотни разных звуков, таких естественных и загадочных, что я невольно прислушивался чуть ли не к каждому из них. Начинается ночь. Я знаю, что горы уже рядом, и завтра я увижу их вновь. У меня нет ни цели, ни плана, как я проведу здесь время, но я счастлив, по-настоящему. Нет больше ни часов, ни минут, ни смерти, ни одной необходимости спешить куда-то. Я даже не узнаю время, пока не поднимусь обратно и не встречу людей. Мне вспомнился сегодняшний мой собеседник на равнине, наш с ним разговор. Я открыл ему тайну, поддавшись, должно быть, голосу своей близкой мечты, убедившей дать другому шанс приблизить мечту свою. Горы ли нашептали, или едва ощутимый ветерок всколыхнул листву деревьев за нами, но я сделал то, что сделал.
Какие сны подарит мне лес? Звуки как будто стихли, чтобы я поскорее уснул. Усталости не чувствуется, но, закрывая глаза, я ощущаю близость волшебных образов, и засыпаю.
Глава 2. Встреча в горах.

Двое мужчин сидели на кухне. Один – высокий, темноволосый, с тонким носом и голубоглазый, немного нервно сжимал в руках чашку с чаем и говорил, стараясь не выдать рвущееся наружу волнение, второму, своему собеседнику и другу – человеку в очках, говорящих о его учености, с небольшой бородкой, по виду чуть старше первого.

— Я расскажу тебе все по порядку, с чего началось у меня это все. Но предупреждаю тебя сразу, да и ты, наверное, уже заметил, что я очень волнуюсь и рассказ мой может звучать бесформенно. Но, уж поверь, равнодушным ты не останешься.

Значит, ты знаешь, я ездил месяц назад, в конце июня, в горы. Поехал всего на день, просто кто-то сказал, что в одном месте какой-то невероятный вид, уникальная местность, что-то такое. Я был не то чтобы очень заинтригован, однако давно уже подумывал об отдыхе, пусть хоть и коротком, но не таком, к какому привык, а по-настоящему отдохнуть где-то за городом, увидеть природу. Давно не был в горах, и тут этот разговор услышал. Решил, что это судьба – надо собираться в горы. В первый же выходной рано утром выехал на машине. Ехать, по моим прикидкам, было часа четыре, чтобы до полудня добраться на искомое место. Увидел нужный знак, свернул, и поехал по узенькой дороге. Скоро, минут через десять, вдалеке показались горы. Я подъехал к подножию большого холма, и увидел еще одну машину. Пустую. Я поставил свою рядом и вышел. Огляделся, но ни одной живой души не было в поле зрения. Я взял свой походный рюкзак с едой, подстилкой, водой, и прочими вещами, вроде небольшой аптечки, ну, это уже неважно. Ох, я тебе такое расскажу!

— Слушаю с большим интересом, — улыбчиво отвечал мужчина в очках.

— Тогда продолжаю. Я шел минут, наверное, сорок, но часов у меня с собой не было. Дорога была приятной и нетрудной, подъем там – плавный, тропа хорошая. Жары в горах не чувствуется. В общем, в среднем, через час вышел я на пустое место, ровное, только травка да редкие кустики. А метрах в ста виден край – и что внизу, непонятно. Я пошел туда, и, оказавшись на краю, — вот честно признаюсь тебе – я был поражен в самое сердце. Через небольшое углубление перехода я увидел еще одну небольшую равнину, а за ней, внизу… Не передать! Как будто котлован огромный вырыт до самого основания высоченной скалы. Но выглядит, скорее, так, что горы окружили и сжали своими громадными телами небольшой лесок, очень густой, как на вид. Такую красоту я видел впервые в своей жизни, и ты должен это увидеть! Действительно, ехать стоило! Но подожди, это только пролог.

Итак, я перешел через этот перевал, и оказался на второй, маленькой равнине. Я решил просто наслаждаться чудесным видом и сел на краю. Не так, чтобы свесить ноги в ту бездну – я не знаю, сколько там метров, но достаточно! – но так, чтобы максимально видеть то, что находится в гигантской яме подо мной. Осторожненько подобрался к самому краешку, глянул вниз – страшно, очень страшно. Стены, то есть, скалы подо мной почти не видно, она как будто внутрь немного входит, внизу, еще до деревьев, куча обломков, видно, падавших сверху, а дальше – деревья, сплошные деревья. Я отполз подальше от края и задумался, спускаются ли туда альпинисты. Рассматривал дальние горы этого кольцевидного хребта, и наслаждался одиночеством. Было очень хорошо.
Я, видимо, задумался сильно, и не заметил, как кто-то подошел и сел со мной рядом. Во всяком случае, он дотронулся до моего плеча и немного напугал меня.
— Красиво, да? — спросил мой сосед.

Это был дружелюбно улыбающийся мужчина лет сорока, наверное, в глазах у него что-то было такое, что я не мог никак заставить себя отвести взгляд. Больше ничего особенно примечательного в нем не было, обычная внешность, интеллигентный вид, за спиной рюкзак, сам в походном одеянии. Только небольшой, красный шрам выделялся на его лбу.

«Наверное, то его машина у подножия», — подумал я, но ничего спрашивать не стал.
— Красиво. Никогда не видел ничего похожего. Даже по ощущениям. Поразительно, — сказал я.

— А я каждый год вижу уже больше двадцати лет. Приезжаю сюда специально полюбоваться.
— Оно стоит того, — улыбнулся я.

— Я мечтал туда спуститься с первого раза, как увидел тот лес, внизу.

— Вы альпинист?

— Нет, я ученый. А альпинисты туда не спускаются.
— Вот как? Да, пожалуй, очень трудный спуск.

— Непреодолимый для смертного, я бы сказал, — усмехнулся мой собеседник.

Мы помолчали, наслаждаясь раскинувшимся перед нами летним горным пейзажем, заключившим в себя и лесной. Мне отчего-то захотелось поговорить.

— Вы сказали, вы ученый, — начал я.

— Да, — откликнулся он, — и много лет, пожалуй, с самой юности, изучал весьма интересные вопросы. Я философ.
— Это интересно. А что вы изучали?

— Вопросы жизни, смерти, а главным образом – бессмертия. Разве не любопытно?

— Весьма, — согласился я с ним. – И вы пришли к чему-то сенсационному?

— Как это часто бывает, мы находим то, что искали, совсем не в том месте, где вели поиск. Так что, можно ответить на ваш вопрос утвердительно, но, признаюсь, я немного разочаровался, не в результате, а в процессе, так сказать.
— Я не совсем понимаю. Вы, наверное, напишите философский труд теперь? Ведь вы пришли к каким-то интересным идеям?

— Ну, я же сказал, что разочарован в том, как сделал главное свое открытие. Я всю свою жизнь думал, мысли были моим рабочим материалом – как мои, так и чужие. А в результате все лежит гораздо ближе к материальному. И, нет, я не напишу об этом книгу. Теперь мне это не нужно – кому-то что-то говорить. Книги пишут и говорят те, кому нечего написать и сказать по сути, одна болтовня пустая. Не хочу обидеть, конечно, никого, но, когда результат действительно является результатом, а не изменившим форму вопросом, то объяснять нет надобности.
— А что вы можете сказать о бессмертии? Возможно ли оно, по-вашему?

— А как вы считаете? – спросил он, глядя на меня.

— В каком-то духовном смысле, возможно. Бессмертие души. После смерти тела душа не умирает, — ответил я.

— Я пришел к иным заключениям, — сказал он и вновь заулыбался.

— Расскажете?

Он посмотрел на меня, затем на лес внизу, будто к чему-то прислушался, потом рассмеялся и сказал:

— Ну что же, вам расскажу. Почему-то мне кажется, что вам можно рассказать. – Он глубоко вздохнул, готовясь к откровениям. – Да. На ваш вопрос ответ – да, бессмертие возможно и вполне достижимо. Я сам проверил.
Я, конечно, растерялся. Первая мысль – сумасшедший, сразу вспомнил о тебе, по твоей специальности. Но продолжил разговор.

— Вы хотите сказать, что обрели бессмертие?

— Именно это я и хочу сказать. Я открыл, что бессмертие – это свобода от смерти и от жизни. Отдав жизнь и получив смерть, вы освободитесь полностью и станете, таким образом, бессмертным. Вы, наверное, спросите меня, рано или поздно, как. Так вот, слушайте…

И он рассказал мне странную историю, очень странную. Не поверил я ни единому слову, конечно, и опять подумал про тебя.  Потом я начал думать, что меня разыгрывают, смеются надо мной. Затем он спросил о чем-то другом, и мы разговорились на другую тему. Краешком сознания я думал над его словами, но не сильно зацикливался на этом. Мы говорили еще около часа, и мне стало интересно, сколько же сейчас времени. Я заметил часы у него на руке, и спросил время. На что он снял часы с себя и протянул мне со словами:

— Возьмите их себе. Мне они пока не нужны. Я собираюсь в лес, и пробуду там столько, сколько душа моя пожелает.
Я пробовал отказаться от протянутых мне часов, но он просто положил их на траву рядом со мной и встал.
— До свидания. Приятно было с вами пообщаться, хоть вы мне пока что и не верите.
Я подумал, что он уходит, и задумался, не пойти ли с ним. Хотя было еще рано и до вечера далеко. Я взял часы – вот они, кстати, можешь сам убедиться, надел на руку и поблагодарил за неожиданный презент.

— Ерунда, — ответил он, махнув рукой.

— Вы к машине? – спросил я.

Он рассмеялся.

— Я? Нет, я – к мечте!

После этого он, не поверишь, подошел к краю обрыва и шагнул вниз. Я вскрикнул, и, сохраняя осторожность, заглянул в пропасть – ожидая, конечно, увидеть окровавленное мертвое тело, разбитое о камни. Но то, что я увидел – был человечек далеко внизу, карабкающийся проворно через каменные преграды, совершенно без повреждений, живой, целый и невредимый. Тела мертвеца нигде не было. Спустившись на ровное подножье, он поглядел вверх и помахал рукой, — видимо, мне. И бодро пошел вглубь чащи. Больше я не смог его разглядеть, так как деревья там очень густые, ничего не видно, кроме их верхушек.

Человек в очках задумчиво улыбнулся.
— Так а что за история, которую он тебе поведал?

— Нет, как он рассказывал, я тебе пересказывать не буду. Я тебе расскажу, как я лично проверял его изыскания.

— А ты проверял? – недоверчиво спросил человек в очках.

— Вот, послушай дальше.

Глава 3. Невероятное признание

Когда я приехал вечером домой, я был настолько уставший, что просто лег спать, едва раздевшись. Ночью мне снился тот самый лес, где я ходил и искал этого философа, а он отзывался откуда-то спереди и говорил – Иди на мой голос! Иди за мной! – И я шел, сквозь какие-то цепкие заросли, в почти что полной темноте. Проснувшись утром, я уже не мог просто так об этом раздумывать, и, пользуясь свободой выходного дня, вышел на улицу, решив отправиться в то место, на которое указывал мой случайный знакомый. Остановив пару машин, чтобы спросить о местоположении тех двух улиц, чтобы знать, как до них доехать, я остался разочарован – они и не слыхивали о таких. Но следующий водитель, остановленный мной, выслушав меня и внимательно оглядев с каким-то подозрением, сказал, что дорогу не скажет, но довезет. Я подумал, что он просто хочет заработать немного, и согласился. Сев в авто, я рассматривал его через зеркало заднего вида. Что-то было в нем мрачное, не могу объяснить тебе словами, но впечатление он мог бы производить вполне пугающее, если бы меня это волновало. Но я уставился в окно и стал следить за нашим маршрутом. Выехав знакомыми и мало знакомыми мне улицами на северо-запад, мы погрузились как будто в другой город.  Неизвестные, безлюдные улицы, дома со спущенными шторами на закрытых окнах. Это было странно, я ведь бывал на окраинах города, но, похоже, до того дня этот район ускользал от меня. Мне было интересно рассматривать дома, тротуары, и прохожих, все же изредка встречавшихся нам. Наконец мой шофер остановил машину и, повернувшись ко мне, сказал:

— Приехали. Уличные указатели найдете? До нужного вам пересечения идти один квартал, там уж сами сориентируетесь. Мне не по пути.

— Спасибо вам! Конечно, сориентируюсь. Сколько платить? — спросил я, выйдя из машины.

Водитель страшным взглядом посмотрел мне в глаза.

— Нисколько, — мрачно и злобно обронил он. И прибавил, — За дорогу сюда денег не возьму. 
На этом он поспешил уехать. Я осмотрелся в поисках указателя с названиями улиц. Нашел, подойдя, узнал, что на одной из двух нужных мне улиц я как раз нахожусь, а за квартал она пересекается с другой, упомянутой в нашем разговоре на равнине. Я пошел, оглядывая странный и в чем-то страшный район. Во-первых, здесь было как-то пасмурно и темно, хотя день был солнечным и ясным. Во-вторых, отсутствие людей начало действовать на нервы. Не подумай, что я боялся чего-то, но атмосфера там была не самая, как бы это выразиться, дружелюбная. Какие-то непонятные здания возвышались вокруг, но в их высоких, узких окнах не было заметно никаких признаков обитания там людей. Строения эти были массивные и темные, я смотрел и удивлялся. Они располагались вперемешку со старыми двух- и одноэтажными домишками, но при этом не ощущалось резкого контраста в их близости. И те, и другие были одинаково темными, гнетущими, и вызывали недоумение. Наконец квартал кончился, и на одном из углов просторного перекрестка я увидел то, что искал – вход в подземный переход. Лестница была из черно-серого мрамора, стены тоже выложены им. Лестница с широкими низкими ступенями плавно углублялась в темное нутро подземки. Я почувствовал, как меня влечет внутрь, и ступил на первую ступень. Внутри было очень темно, только тусклый серый свет проникал с лестничных входов. Я так и не понял, для каких целей здесь была построена эта подземка, но еще больше меня озадачило то, что я вроде не заметил других выходов поблизости, кроме того, через который я спустился, в то время как внутреннее пространство не оставляло сомнений, что они есть, и располагаются в пределах все того же перекрестка.
Я поискал глазами в темном коридоре кого-нибудь, кого можно расспросить об этом или о том, что я ищу. И в темном, укутанном сгустками теней углу заметил сидящую на табурете старушку. Ее-то я и искал. Конечно, я почти на сто процентов теперь верил тому, что узнал вчера. После того прыжка было бы странно не поверить, хоть отчасти, но, по правде, место, куда я отправился этим утром, подтверждало для меня его слова едва ли не в той же мере. В общем, я подошел к старушке, она при близком рассмотрении оказалась очень дряхлой и несла на своем лице тот же мрак, что и все окружение. Что-то черное, мелкое лежало перед ней на белой тряпочке, расстеленной на доске, но я не мог разглядеть, что это. Впрочем, я знал, что это. Это черные камни смерти. Старуха смотрела на меня. Я отчетливо понимал, будто прочел ее мысли, что она ждет моего решения. Я не колебался сильно. Разве плохо стать бессмертным? Я рассудил, что нет. Она поняла меня без слов. Тогда она заговорила со мной хриплым глухим голосом:

— Ты хочешь получить бессмертие. Ты должен принять то, что тебе придется для этого умереть. Мы произведем обмен, и на несколько мгновений ты будешь потерян. Я дам тебе камень, и ты пойдешь к тому выходу, — она махнула рукой в сторону выхода, но не того, по которому спустился я. Там ты умрешь. А потом ты сам знаешь, что будет. Не знаешь? Ну, ничего, узнаешь значит. Дай мне свою руку.
Я протянул ей руку. Она сжала ее и потребовала протянуть другую. В нее она вложила один из темных камней. Наощупь он был как обычный камень, прохладный, тяжелый, размером с грецкий орех, но удлиненной формы. Теперь она отпустила обе моих руки и произнесла:

— Обмен произведен. Иди куда я сказала. Иди умирай. Ты уже отдал жизнь и получил смерть. Дело за малым.

Повинуясь ее странным напутствиям, я зашагал в указанную сторону. В руке я сжимал камень, остававшийся по-прежнему холодным. Уже почти дойдя до ступенек, я почувствовал, как камень в моей ладони втягивает меня. Это ощущение – я не могу его ни с чем сравнить. Не смотри на меня так – я испытал это и знаю, о чем говорю. Ускорив из последних сил шаг, я бросился на ступеньку и прислонился к стене. Мне показалось, что стена эта вокруг меня начала покрываться какими-то черно-белыми пузырями, и я знал, что они поглотят меня, что из-за этого я исчезну в самом буквальном смысле. Все происходящее я осознавал уже не вполне ясно, сознание мое с каждой долей секунды все более затуманивалось. Я испытывал страх смерти в тот момент, вполне естественный, должно быть, хотя я и сам пошел на это. Камень с ладони куда-то исчез – словно испарился, хотя я не разжимал руки. Пузыри росли, множились и подползали ко мне. Сознание мое меркло, и последним, что я почувствовал, было мое собственное исчезновение, — я растворился в пузырящейся стене.
Я не ощутил небытия, не знаю, что там, между двумя мирами. Я действительно где-то потерялся, не находя себя нигде, да и не ища. Эти минуты – или сколько там прошло времени, просто выпали из моей жизни. Но когда я очнулся, я определенно понял, что что-то произошло со мной. Какая-то перемена. Я отошел не сразу. Мое тело было моим, но как будто совсем новым. Не чужим, а именно новым, неиспользованным, и мне понадобилось несколько минут, чтобы к нему привыкнуть. А потом я почувствовал, что могу встать, но, когда я встал, то понял, что могу лететь. Это бессмертие – оно дает возможность передвигаться быстрее, чем ветер. И тогда я побежал. Мне нравилось бежать, как будто бег стал самым приятным для меня занятием в жизни. Я разогнался до такой скорости, что вокруг меня нагревался воздух. Я добежал домой незамеченным людьми на улицах примерно за минуту.  Мне так понравилось двигаться, что я решил побегать еще ночью. Той ночью я бегал, прыгал с моста, — представь себе! – прыгал с моста и не разбился!
Я до сих пор не знаю, да и вряд ли это возможно выяснить, кто такие эти торговцы бессмертием, что это вообще такое, — спросить некого. И, честно говоря, я сомневаюсь, что расскажу кому-нибудь, кроме тебя об этом. По-моему, лучше о таком не распространяться, но я подумал, что тебя, как человека науки, может заинтересовать этот феномен.
Глава 4. Ответы

Доктор в возбужденной задумчивости ходил по комнате, любовно обустроенной под кабинет. Все здесь – и дорогое, хоть и успевшее послужить бюро красного дерева, и такого же дерева книжные шкафы, закрывшие полностью одну из стен и хранившие на своих полках множество массивных томов по психиатрии, психологии и прочим областям медицины и не только, и мягкое кресло, и тяжелая подставка для ручки с чернильницей – все располагало к долгим и приятным размышлениям, либо к напряженной умственной работе. А именно это и было необходимо сейчас.

— Что же это, что же…? И ведь не пьет почти, не имеет контакта с химикатами, с токсинами, — бормотал вполголоса доктор.  – Бессмертие? Бред. Полнейший и невероятнейший, — рука коснулась переплета какого-то увесистого труда на полке, но доктор был задумчив и отдернул руку. – Да какое бессмертие? Движется быстрее ветра… Бред. Ну бред же? Бред! Пропадает человек. И чем же ему помочь? Ведь не дурак же, и не дурачок. Нормальный, психически вполне здоров… А может, не замечал? … Да и этот случай в горах такой странный…
«Вероятно, психологическая травма… Нервное потрясение. Поговорить бы с кем-то, обсудить, да ведь и меня за дурака примут. Тут же все ясно. Свидетелем самоубийства не каждый день становишься, а тут – приехал отдохнуть, расслабиться, природа, горы, чистый воздух, и вдруг видишь такое… Тут, конечно, помешаться можно. Хотя, конечно, он крепкий человек, — рассудил доктор, и тут же осекся, — а какой там? Кто из нас крепок в стрессовых ситуациях, неподготовленный к ним… Но все же мне странно, что так сильно овладела им эта идея. Не знаю уж, о чем они говорили, но, кажется мне, что не в разговоре этом причина кроется. Так. Что имеем? Суицидальный акт на глазах человека, настроенного на спокойный отдых. Но он говорит, что тот остался жив. Жив, как же! Нет, явно тот разбился, а друг мой несчастный не смог поверить в это, мозг просто блокирует данный печальный факт. Ну и хорошо. Но дальше что? Почему он проецирует теперь это на себя? Почему возникла такая странная идея и продолжает развиваться? Мне непонятно. То ли потрясение было столь сильным от запечатлевшегося образа мертвеца, то ли были уже какие-то предпосылки? Хотя, скорее, что не было. Сколько лет работаю с человеческим мозгом, а все же, никогда нет уверенности, как он себя проявит.»

Он тяжело вздохнул и какое-то время наблюдал за мушкой, ползающей по окну. Затем зачем-то взял со стола очки, надел и тут же снял.

— Как жалко, если помочь нельзя! – воскликнул он и пожалел о своем пессимизме. Конечно, другу он хотел помочь, но ведь прежде, чем лечить болезнь, нужно выяснить ее причину, ее природу, если возможно, ознакомиться с историей аналогичных случаев, понять, что первично, а что – вторично, словом, подойти к делу сознательно и действовать последовательно. Этот же случай ставил опытного медика в некий тупик, и сама неясная суть этого тупика очень смущала его. Присутствовала здесь этическая заминка – ведь это все-таки хорошо знакомый человек, друг, довольно близкий, и ставить ему диагноз как минимум «бредовые идеи», а то и более серьезный и более социально, да и по-человечески унизительный – выносить какой-либо приговор было чем-то вроде предательства, хотя, безусловно, из благих побуждений. Да и он, друг, не находил, по-видимому, никакой проблемы в работе своей психики, не считал себя больным и, в общем-то, был довольно активен во всех смыслах, выглядел счастливым, хотя и чересчур возбужденным, и как-то нездорово одухотворенным. Делился своими мыслями с другом – психиатром, очень искренне и не делая из этого «великой тайны», следовательно, даже не задумывался, наверное, об ответной реакции на свои признания. Значит, вправду верил в то, о чем говорил. Надо убеждать начать лечение. А значит, придется прямо заявить ему, что он болен, что, конечно же, оскорбит открытого, добродушного человека, коим и был его друг.
Но сейчас стоило думать не об этом. Доктор боялся, что главной опасностью является возникшая тяга к попыткам суицида, якобы демонстрирующим его так называемое бессмертие.
«Да, непросто будет. Нужно проявить максимум тактичности и деликатности. Но как это будет? Я предложу, объясню, а он, скорее всего, откажется, да и обидится. Не стану же я подливать ему транквилизаторы в чай, чтобы затащить в клинику? Нет, конечно. А если суицид? Может, какие-нибудь антидепрессанты ему выписать? Пусть попьет. Но нет же! Нельзя так! Надо сперва разобраться, что к чему.»

На мгновение ему пришла мысль о том, чтобы сходить в ту подземку, о которой рассказал ему его явно нездоровый друг, но он тут же отверг ее как полную нелепицу.
«А вот в горы бы я съездил. Заодно в пути, в одиночестве, поразмыслить над этим всем»

Поездка была спланирована на завтра.
На следующее утро, встав привычно рано и убедившись, что погода за окном прекрасно подходит для небольшого путешествия, доктор позавтракал, взял собранный с вечера рюкзак и вышел, предвкушая хороший день.
Проехав до указательного знака, обозначающего дорогу на гору для туристов, он свернул, и вскоре добрался до описанного подножья холма, оставил машину и начал восхождение. Он узнал описанную широкую равнину, и, почему-то поспешил к краю, к перевалу, ведущему к той волшебной, восхваляемой его товарищем площадке, будто чтобы найти ответ на какой-то вопрос, засевший у него внутри. Он заметил, что хочет скорее заглянуть в ту пропасть, поросшую лесом, но куда больше, чем прекрасные пейзажи, сейчас его интересовали подножные камни – осколки. Он знал, что ожидал увидеть там – труп самоубийцы, чей прыжок заставил его друга повредиться в психике.
И вот он – долгожданный момент истины. Вид с высоты и вокруг удивил, очаровал и напугал ученого. Он достал очки, чтобы получше рассмотреть мир, и застыл в изумлении.
«Пожалуй, и сама эта природа в состоянии свести с ума чувствительного человека!», — с грустью и восхищением   подумал он.
Вдали, вдоль по краю скалы, близко к самому обрыву, шел какой-то человек, быстро приближаясь к тому месту, где стоял сейчас доктор. Через пару минут он разглядел человека, сильно обросшего бородой, в грязной одежде, с багажом за спиной. Человек выглядел абсолютно счастливым, улыбаясь, энергично шагал вперед, бросая частые взгляды на торчащие снизу кроны.
— Добрый день! Отдыхаете? – поздоровался он.

— Да, отличная погода, изумительный пейзаж! Вы из долгого похода? – полюбопытствовал в ответ доктор. Теперь он рассмотрел его лицо и увидел, что оно отмечено маленьким шрамом, слева на лбу. Ему вспомнились слова описания того, который лежит сейчас на осколках мертвый. У того тоже был шрам.

— Месяц прожил в лесу, — ответил незнакомец с радостной гордостью, указав рукой вниз. – Или около того. Вы уже заглядывали туда?

— Еще нет, — признался доктор.

Человек со шрамом почему-то загадочно улыбнулся.
— Ну так загляните скорее. Этот чудный лес может дать вам ответ, который вы ищете. Но не спрашивайте меня, что это значит.
Доктор взглянул на него с подозрением.

— Ах, да не обращайте внимания. Я, пожалуй, стал слишком дик для людей, целый месяц общаясь лишь с природой. Вы можете сказать мне, который сейчас час, число и день недели? Не поверите, но точно на этом месте я в самом начале своего путешествия отдал свои часы одному человеку, они бы мне все равно не понадобились, а в сырости леса, глядишь, все равно бы испортились или потерялись.

Доктор машинально глянул на часы, пробормотал дату, и незнакомец, весело поблагодарив его, попрощался и пошел дальше.

«Загляните скорее» — мелькнуло эхо.

Он поспешил к самому краю платформы, осторожно присел, затем лег и свесил голову над зеленеющей пропастью.

Далеко – далеко, казалось, было дно этой ямы. Он медленно осмотрел изогнуто стремящуюся вниз почти гладкую скалу, насколько позволяло положение. Затем перевел взгляд на каменные клыки, рассыпанные прямо под скалой. Ничего нет. Чистые камни, на земле рядом лишь едва различимые с высоты кустики травы. Он быстро поднялся, отбежал и огляделся в поисках удалявшегося путешественника. Но того не было нигде поблизости, хотя прошло лишь несколько минут после их прощания.
«Это дает возможность передвигаться с огромной скоростью», — пронесся обрывок из другого разговора.

Присев прямо на нагретую ярким солнцем траву, доктор улыбался, задумчиво глядя на спрятанную в скалах долину, иногда посмеиваясь своим мыслям, преисполненный светлых и темных надежд.