Вашингтон должен рухнуть!
1.
С вершин туманных
Гранённой Баррикады*
на Кудринскую
стелется листом,
1.
С вершин туманных
Гранённой Баррикады*
на Кудринскую
стелется листом,
подбитый осенью
хмельной разведчик…
На пике –
был он с мухинским стаканом.
И хлопая теперь свои карманы,
вдруг понимает: на нулях!
И свойства трезвости наводят на героя страх,
но…
Так разведчик, наконец, знакомится с разведкой.
И первое, что получает Центр от Юстаса:
«Разламывается голова. Но это – я, ребята.»
Да, детки, это я. Что ж, осмотрю-ся…
Наважденье.
Трезвость,
плоскущая, как блин. Утюг ей нужен, трактор…
Горизонты…
явно грек придумал. Или продуманный трактир.
Мусорная урна – как Малевич. Не Малевич, так катаракта.
Урна, с примёрзшею соплёй-бычком, застила мир –
рассадник нечисти, утеха чистоплюя,
стена распластанным и вертикаль.
А Баррикада – враль.
А я – подбитый осенью разведчик.
Поймаю ветер!
2.
Скользнув диагональю
на «чёт» Новинского бульвара,
и оседлав фонарь,
что слепит Бродского** в отсутствии Светила,
я,
на правах какой-нибудь вороны видеть главное,
прищурился на птичий клюв кумира,
пронзивший небо.
Небо. Я и Бродский. Анфас сторон.
Что в небе, святой Иосиф?
Взгляд –
через Садовое Кольцо,
сквозь сеть эфирной давки над Жёлтым Домом,***
сам по себе который
(как Посольство Того Света)
есть безлюднейшее место на Москве
да и во всей России…
И вот небо.
В стремнине синевы,
где до сих пор все помнят,
как выстроить в твоём ключе полно-регистровый орган,
продув неспешно папиросок мундштуки,
освободив бутылки от полноты молчанья…
В стремнине синевы – косяк трески.
Другое полушарие треске шутя даётся.
Над скорлупой «Титаника» она смеётся.
Я ей верю.
Наспех скрипнув дверью,
успех берётся, как акваланг:
и – в омут неба!
Тот Свет – на кислородной квоте держит банк.
Утопленники в урнах прячут рвоту
и ходят на отметку, и доказанный мертвец –
до самой смерти обеспечен требой,
иначе – дримом по воздуху и небу.
Иначе – воспоминаньем об утраченном себе.
(а кто просил вас распрощаться с рвотой?)
А в остальном – работа.
Она проста, не так ли?
Вот баскетбольное кольцо:
коль половою принадлежностью ты птица без гнезда –
откладывай яйцо.
А рыба – мечи в кольцо икру.
Прилежным – бонус: ещё одна дырявая корзина на игру.
Цель баскетбольного спектакля – доказать,
что мертвецу на сетку начихать.
Был бы воздух в лёгких.
И вот, допустим…
Очками призовыми прирастая, как чёрною дырой,
со временем становишься ковбой.
Тряхнув мошною, в ресторане требуешь ухи.
И за ухою – замертво валишься. И…
Небесною треской
летишь к пустым бутылкам, к мундштукам.
И акваланг становится органом,
и рёв его, чистейшим ураганом, несёт тебя к Новинскому…
(допустим)
И ты, приятно тяжелея,
чуть-чуть от воздуха хмелея,
разведчиком подбитым, стало быть, искусным,
валишься на плоскущий континент, на дно гнезда…
Нехватка баскетбола (покамест) удивляет.
Но… жив! живу!
Колотишь по пустым карманам,
вдруг понимаешь – квоты кончились. И что же наяву?
Небо…
Святой Иосиф, небо!
А небо – не жилец без вертикали.
И выпрямляешься,
и птичий клюв задрав, покамест к фонарю с вороной,
вдруг окончательно встаёшь, как сгусток времени…
И топишь взгляд в стремнине синевы и –
замираешь завершённой вертикалью.
Анфас сторон.
3.
Не знаю.
Слишком много я увидел, опустел.
Прости, кумир!
Останься для меня навек органом,
в котором святость
основою имеет движенье воздуха по сгущенному времени.
Сгущенное время – это я.
Так что… был бы воздух!
На этом склоне Баррикады – я видел всё, прощай.
Теперь,
противоположной стороной,
слечу к Ваганьковскому.****
Там, в тихом городке,
нет времени – его с собой приносишь.
Направо от ворот –
там бронзовый архангел с гитарным нимбом.
Гитара вечно врёт, от перетяга.
Крылья, смешно сказать – обычные лошадки.
Я говорил, что времени там нет?
Есть немного.
В виде смирительной простынки,
впрочем – тоже бронзовой…
Поэтому – архангел с временем на «ты».
Как трезвенник без стажа и репутации,
там…
там, на безвременье,
всё ж таки опохмелюсь.
Центр знает,
так что, для его же пользы – там и расколюсь.
Я и сейчас раскрыт наполовину;
прощай, разведка!
На склонах Баррикады – я видел всё.
………………..
*Баррикада – сталинская высотка
на Кудринской площади в Москве
возле метро «Баррикадная»
**Памятник И. А. Бродскому на Новинском бульваре
***Посольство США, там же, через дорогу
****Ваганьковское кладбище
В произведение используются некоторые образы
из «Колыбельной Трескового Мыса»
Иосифа Бродского, 1975 год
конец
Впрочем – Вашингтон должен рухнуть!