Она была по-прежнему прекрасна и свежа,
А муж её уже был дряхлым старцем,
Похожим на облезлого ежа,
С трупным, серо-голубым \»румянцем\».
Она его…Она была по-прежнему прекрасна и свежа,
А муж её уже был дряхлым старцем,
Похожим на облезлого ежа,
С трупным, серо-голубым \»румянцем\».
Она его давно уж разлюбила,
Но власть и золото мешали ей уйти —
Лишь власть и золото она любила,
И к ним тепло лелеяла в груди.
Она смеялась над мужем и презирала,
И проклинала те времена,
Когда женой его стать пожелала,
Когда была в него влюблена.
Тогда он был красив, это бесспорно,
Но появилась страшная болезнь,
И дни их жизни стали серо-чёрными —
Дегтярно-земляная смесь…
А муж её просил: \»Со мной побудь ещё.\»
И за руку её всегда держал.
Она же отвечала ему очень зло:
\»Как я хочу, чтоб ты навек отстал!\»
И он рыдал, сил не имея встать —
Болезнь последнюю всю силу отняла.
Теперь его тюрьмой была кровать,
А надзирателем — любимая жена.
Но ничего поделать он не мог.
Казалось, жизнь катилась под откос.
Ах, как мечтал он выйти на порог
И аромат вдохнуть в саду цветущих роз!
Жене же он безумно надоел,
И она смерти мужу захотела.
Хотелось ей улучшить свой удел,
И она решилась злое сделать.
Был острым дорогой её кинжал;
В кольце же её яд давно хранился;
И лезвием кинжал тот яд в себя вобрал —
И тонким слоем смерти он покрылся…
Вот муж её позвал: \»Побудь со мной чуть-чуть.\»
Супруга ласковой решила притвориться.
Взяв за руку её, сказал: \»На сердце жуть,
Как будто что-то страшное случится.\»
Она же, незаметно для него,
Отравленный кинжал в руке держала,
И так же незаметно и легко
Чуть оцарапала его кожу кинжалом.
И быстро яд вошёл в свои права,
С толчками крови отравляя тело.
А женщина довольною была —
Исполнилось ведь то, чего хотела!
И муж воскликнул, чувствуя как боль
Острой иглой в него вонзилась:
\»Я знал, что это день последний мой!
Я знал, что будет то, что и случилось!
Я понял всё. Убила ты меня!
Но не виню тебя я, умирая.
Вот, разорвалась подо мной земля!..
Тебя я от страданий избавляю…\»
И умер он, но те слова его,
Словно когтями в её сердце впились.
И мощь сознав злодейства своего,
Слезами горькими она залилась.
\»Должна была я стойко крест нести,
Но помутила мне свобода разум!
Теперь вовек мне душу не спасти!\»
Кинжал себе воткнула в сердце разом.
Успел ей чей-то голос в смертный час сказать
[И от него дрогнули в небе звёзды]:
\»На лезвии кинжала будешь танцевать
Там, куда сейчас придёшь ты!\»
