Уже было сказано в других «Лермах», что малыша Мишеля изводили стычки Бабушки и Папы.. При этом сын всегда вставал на сторону «поруганного» отца, которого бабушка при внуке называла безродным и безвестным……Уже было сказано в других «Лермах», что малыша Мишеля изводили стычки Бабушки и Папы.. При этом сын всегда вставал на сторону «поруганного» отца, которого бабушка при внуке называла безродным и безвестным… И это едва ли не более всего оскорбляло и отца, и сына.
Да, Арсеньева-бабушка просто – пишет Толстая – ненавидела Юрия Петровича. Ненавидела и боялась, что он вытребует сына к себе в поместье. А там – ни слуг добрых, ни привычной роскоши дома, ни доброй еды, ни учителей. В самом деле, мелкопоместный дворянин, Юрий Петрович Лермонтов перебивался за свой счет: беспрерывно охотился, добывая даже медвежатину и другую живность, которая шла к столу. Его сестры, Петровны, тоже легко обходились без прислуги: вязали, шили, запасали ягоды и прочее на зиму. В такой здоровой обстановке Мишель, возможно, был бы здоровее и спокойнее, но был бы ли он образованнее и развитее, — это вопрос риторический. И Бабушка отвечала на него вполне определенно: не дадут внуку ничего в этом захолутье Лермонтвоском!
А Мише с папой было хорошо, и потому он тоже сильно сердился на Бабушку, которая всеми силами старалась разлучить отца и сына. И всякий раз внук шел войной на Бабушку, которую обзывал «злой бабкой», буйствовал и рыдал. А это кончалось неизменной горячкой, — по телу ребенка высыпала сыпь, открывались язвы. И тогда Арсеньева посылала постылому зятю приглашение приехать и погостить в Тарханах. Ребенок тут же буквально расцветал, они не расставались с отцом. И это вскоре начинало бесить Арсеньеву. Она язвила по любому поводу, и Юрий Петрович взрывался и клялся, что ноги его больше в Тарханах не будет. А мальчик кричал: «Папочка, не уезжай! Я тебя люблю!» Но папочка надолго исчезал. И сын снова рвался к отцу.
Одно из таких столкновений тещи с зятем, кончилось тем, что теща пригрозила (Толстая, с.87):
— А ежели станешь еще приставать ко мне, то объявлю на суде, что ты убийца Марии Михайловны, и пусть судят тебя по законам… На суде объявлю, что злодей, что ты змей, который вполз в мой дом и и погубил Марию Михайловну.
Внука же она грозила лишить наследства, ежели его возьмет к себе отец.
17 июня 1817 года пензенский предводитель дворянства, муж сестры Арсеньевой, Натальи Алексеевны, и пензенский (с.88) губернатор Михаил Михайлович Сперанский «руку приложили» под завещанием Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, которое было составлено три дня назад. Этим завещанием Арсеньева решительно разлучала отца с сыном до его совершеннолетия.
Завещание оканчивалось такими словами:
«… Если же отец внука моего истребовает, чем, не скрывая чувств моих, нанесет мне величайшее оскорбление; то я, Арсеньева, все ныне завещанное мною движимое и недвижимое имение предоставлю по смерти моей уже не ему, внуку моему, Михайле Юрьевичу Лермантову, но в род Столыпиных и тем самым отдаляю означенного внука моего от всякого участия в остающемся после смерти моей имения».
Узнав об этом, Юрий Петрович окончательно покорился, ибо не мог бороться с властной и богатой тещей, которую к тому же защищали сам губернатор «и жадною толпой стоящие у «трона» его. Сын остался у Бабушки.
Но на этом беспокойство Бабушки не кончилось: она все время опасалась, отец выкрадет Мишеньку.. По этой причине она прибавила себе 12 лет и велела священнику переписать даты. Это нужно было для того, чтобы на очередном разбирательстве в суде Бабушка предстала совсем убогой, а потому и без внука она скоро и непременно помрет.
Кроме того, было решено уехать на зиму в Пензу, подальше от Ю.П. Мишеньку же окружили няньками и дядьками, чтобы надзор за ним был круглосуточный и боевитый.
В Пензе же был заказан портрет маслом с маленького Миши. Живописец очень старался, но придал лицу мальчика недетское выражение, уловив минуту задумчивости (с.94). Все одобрили портрет, но ребенку он не понравился: больно похож на девчонку. И Миша отыскал ножницы и стал резать прямо на себе платье и кружева. Все перепугались, но Бабушка изволила смеяться и велела портному сшить мальчику шаровары и рубашечки с пояском на каждый день и бархатный костям для торжественных случаев (с. 96).
«Зимой оба болели – бабушка едва передвигала ноги, а мальчик страдал от золотухи, которая временами покрывала его темными струпьями, так что рубаха прилипала к телу. Мишеньке шел четвертый год, а он еще ползал по полу и не ходил самостоятельно. На улицу его выносил на руках … дядька Андрей Соколов» (с. 96)
Доктора ничем не могли помочь болящим и советовали ехать на серные воды, на Кавказ. А пока мальчик трудно засыпал и просил рассказывать сказки. Но бонна его — Христина Осиповна, могла только вспомнить нравоучительные и пошловатые происшествия из ее детства благонравной немецкой девочки. И эти истории Мишеньке очень не нравились: он жаждал русских сказок или рассказов о разбойниках.
Из этого желания позднее возникнет жгучий его интерес к Стеньке Разину и Пугачеву, которые буйствовал когда-то в их краях. Словом, малыш уже был настроен на активный протест, который и родился из постоянной разлуки с отцом, видеть которого мешали Бабушка и ее родовитая родня.
