Триада Лермы. Детство. 3

Совсем позабросил второй важнейший «источник» — труд Висковатова о М.Ю. … П.А Висковатов жил все-таки в 19-м веке и застал еще живых свидетелей происходившего в Тарханах. Так, на с. 41 у него сказано,…Совсем позабросил второй важнейший «источник» — труд Висковатова о М.Ю. … П.А Висковатов жил все-таки в 19-м веке и застал еще живых свидетелей происходившего в Тарханах. Так, на с. 41 у него сказано, что Христина Осиповна Ремер «была женщина строгих правил, религиозная». И сразу видны другие акценты,чем у Толстой: религиозность – как главное свидетельство добродетели. Но вот что тут важно выделить: «Она внушала своему питомцу чувство любви к ближним, даже и к тем, которые по положению находились в крепостной зависимости. Избави бог, если кого-нибудь он обзовет грубым словом или оскорбит. Не любила этого Христина Осиповна, стыдила ребенка, заставляла его просить прощения у обиженного».
Бабушка же души во внуке не чаяла, и «ее поражала ранняя любовь его к созвучиям речи. Едва лепетавший ребенок с удовольствием повторял слова в рифму: «пол-стол» или «кошка – окошко», они ему ужасно нравились, и, улыбаясь, он приходил к бабушке поделиться своей радостью».
Еще одно, очень важное, с.42: «Окруженный заботами и ласками, мальчик рос баловнем среди женского элемента. Фантазия его рано была возбуждена. Если ему и не пришлось слышать русских народных сказок, о чем он так сожалел позднее, находя, что «в них больше поэзии, чем во всей французской поэзии», то все же голова ребенка полна была образов романтического мира.
Тогдашнее романтическое направление немецкой литературы уже давало себя знать, и немудрено, что его «мамушка», как он называл свою бонну-немку, немало передала ему рассказов, которые наполнили собою юную головку.
Рано уже любил мальчик часами глядеть на луну, следить за разновидными облаками, воображая в них рыцарей в шлемах , окружающих чудесное светило. Представлялось оно ему волшебницей, плавно идущей в свой чудесный замок…»
И еще значимый факт (с.43): «Во втором отрывке из неоконченной повести», имеющим, как и все почти писанное Лермонтовым, автобиографическое значение, изображается развитие мальчика – Саши Арбенина. Уже само имя Арбенина, столь часто встречающееся в разнородных сочинениях Лермонтова и всегда ((!!)) являющееся как бы прототипом свойств самого автора, дает нам право видеть в главных чертах Саши рассказ, взятый из истории детского развития самого Михаила Юрьевича»
((Прошу это запомнить тех, кто будет читать эти эссе подряд, не по частям: Арбенин – это сам Лерма, как и другие его герои вплоть до Печорина. Эта «монотонность» характеров и « не устраивала» в художественном отношении мыслителей и писателей 19-го века.. Очень «не устраивает» и меня,грешного, — возможно, как раз под воздействием, в частности, Белинского и Достоевского. И очень мне отвратен поздний Арбенин, убийца невиннейшей жены своей… Но месть его, как легко убедиться, коренится в раннем убеждении Лермы, что измены надо жестоко карать. И это – при христианнейшем его воспитании посредством той же бонны!)
И тут же Висковатов напоминает (с.43): «Саша был преизбалованный, пресвоевольный ребенок. Он семи лет умел уже прикрикнуть на непослушного лакея, Приняв гордый вид, он умел с презрением ((!)) улыбнуться на низкую лесть толстой ключницы. Между тем природная всем склонность к разрушению развивалась в нем необыкновенно»…
Увы, это же мы видим и в самом Лерме, если читать его внимательно. Сказываются те же пороки барства – пренебрежение к тем, кто кажется ему стоящим ниже его по уму и развитию. И это отмечали многие из тех, с кем Лерма столкнется в университете. (см. \»М.Ю.Лермонтов в воспоминаниях современников\»).
Вместе с тем тот же отрывок можно считать и свидетельством суда Лермы над собой, как и поздние его произведения…. Прошу и это учесть в вашем отношении к Классику.
Но еще поцитирую Висковатова, который, как известно, сам был образованн во многом немецкой литературой, считался не столько литературоведом, сколько европейским ученым, который защитил диссертацию в Германии же и написанную на немецком.
(с.44) «Для рано образовавшегося внутреннего, душевного мира поэта мальчик не находил выражения и, как это всегда бывает в подобных случаях, сила фантазии и общения мысли устремилась на явления природы. Детская душа, как душа младенчествующих народов, тесно примыкает к природе и, сама уходя в нее, в то же время привлекает ее к себе, олицетворяет, индивидуализирует. Поэтому-то в памяти особенно даровитых людей на всю жизнь сохраняются поразившие их фантазию картины природы. Только позднее ум начинает интересоваться человеком, и мы увидим, как Лермонтов, даже и в поэзии своей, долго сохраняет интерес к звездам, тучам, в особенности ко всем величественным, мрачным или приветным явлениям природы…»
Вот как рассуждает это полунемец-полумалорос: сразу видна «научная школа» немецких философов! И он ведь отметил многое, свойственное бесчисленным поэтам нашего Сайта.
(далее у Висковатова сразу идет рассказ об отрочестве Лермы. Видимо, и мне пора обратиться к тому же периоду его жизни.)