Мы не нуждались в темноте.
Двенадцать век прошло долой.
Скитаясь в белой простыне,
Мы совершали злой обряд, немой.
Лишь стон и робкое дыхание
Двенадцать век прошло долой.
Скитаясь в белой простыне,
Мы совершали злой обряд, немой.
Лишь стон и робкое дыхание
Частично нарушали тишину.
Кровати старой колыхание
Давало ритм для нас в бреду.
Три месяца с последней встречи.
Больной, в поту и изувечен,
А я все слышу стон не мой,
Ведь был он больше, чем живой.
Двенадцать век прошло долой.
Мне больше не доступны твои груди,
Мне кажется, что я больной,
Больной от поцелуя в твои губы.
