( Из записей Марка Неснова)
Твой отеческий дом,
Он достоин прощального взгляда,
Твой отеческий дом,
Он достоин прощального взгляда,
Даже если за взгляд
Обращаешься в столп соляной.
Наталья Кристина Вербицкая
В те славные далекие времена, когда в государстве был порядок, в реках водилась рыба, а народ был счастлив оттого, что жил в самой прекрасной и справедливой стране, солнце светило ярче, воздух был чище, а сон был крепче.
Особенно детский.
Но моя мама мало думала о таких высоких материях, а потому бесцеремонно растолкала меня в четыре часа утра, сказав при этом, что сегодня должны в магазине « У Когана» «выбросить» сахар, и папа уже занял очередь.
Так называли магазин по фамилии заведующего.
Чтобы папа мог уйти на работу, я должен был его сменить и ждать, когда откроется окно для отпуска сахара по килограмму в одни руки.
Мы с мамой представляли собой две руки, а, значит, могли купить целых два килограмма сахара, что было событием невероятным и значительным.
Папа поставил меня вместо себя, предупредив добрую половину большой очереди, что я его сын, а ещё придёт жена, и ушёл на работу.
Мне ничего не оставалось, как тупо стоять и ждать восьми часов, когда, как обещало «сарафанное радио» откроется заветное окошко.
За время моего стояния я наслушался от бывших там мужиков такого, что семилетним детям слушать совершенно необязательно, но мало кто из этих невыспавшихся и волнующихся людей думал о такой мелочи.
К чести женщин, следует сказать, что они относились к стоявшей ребятне по- доброму и с сочувствием.
Около половины восьмого к стоящим в очереди людям стали подходить родственники и знакомые, что сразу сделало очередь безразмерной.
Мы с мамой стояли во втором десятке.
Перед нами стоял мальчик лет шести в одних трусах.
У него был рахитичный животик и огромный пуп, размером с теннисный шарик.
Мальчик волновался, ожидая сестру, но она почему-то не шла.
Их двор был на другой стороне улицы метров за 30-40, но побежать за ней мальчик не мог, так как боялся, что его потом назад не пустят.
Он отошёл от очереди метров на пять, постоянно оглядываясь, и начал звать сестру:
-Валька! Иды сюды за сахарём!
-Валька! Иды сюды за сахарём! Маты казала!
Но Валька не шла, и мальчик продолжал кричать одну и ту же фразу без перерыва, но всё отчаянней и истеричней.
Так продолжалось минут двадцать.
У стоявших в очереди людей уже не хватало сил слушать эти истошные крики, поэтому мальчика стали уговаривать пойти за сестрой домой.
Но он никуда не двигался и продолжал звать Вальку, потому, что
«маты казала никУды не йты, а чекаты Вальку, бо вона ёго вбье, якщо цукору не будэ».
Мальчика было жалко, но себя было ещё жальче, потому что от его крика можно было сойти с ума.
Сначала мужики шутили, типа:
-Хлопчик, перестань так орать, а то у тебя пуп развяжется!
Потом один инвалид с костылём заявил, что если этот враг народа не прекратит орать, то он за себя не ручается, и прибьёт и его, и его недоделанную Вальку, потому что таких расстреливать надо.
Потом кто-то исподтишка стал бросать в мальчика камешки, надеясь этим заставить его замолчать, но ничего не помогало:
-Валька, курва, иды сюды за сахарём! — кричал беспрерывно мальчик, добавив во фразу обидное слово.
Наконец, открылось окошко и стали отпускать сахар.
Однако длилось это недолго, потому что продавщица заявила, что пока «этот полоумный» не перестанет орать, она отпускать товар не будет, потому что у неё и так мигрень, а ей ещё целый день работать
Кто-то из очереди побежал через дорогу искать Вальку, и, наконец, все увидели маленькую худенькую девочку лет восьми.
Народ, не сговариваясь, расступился и пропустил мальчика и Вальку к окошку без очереди.
Они получили свои два килограмма сахара и счастливые пошли домой.
Счастливы были и люди, оттого, что они пропустили детей без очереди.
Все чувствовали себя добрыми и участливыми.
Правильно говорят, что раньше, при Сталине, люди были добрее.
И стариков уважали.
И детей больше любили.
Осенью, первого сентября 1952 года я пошёл в первый класс.
А 5 марта 1953 года умер лучший друг советских детей товарищ Сталин.
И кончилось наше счастливое детство.
А порядка в стране не стало.
