Не можно, Палыч, ну никак не можно…
При всем решпекте, веришь, не могу!
Тут столько доброхотов… Вмиг доложат,
Как, чур меня, в тридцать седьмом году.
При всем решпекте, веришь, не могу!
Тут столько доброхотов… Вмиг доложат,
Как, чур меня, в тридцать седьмом году.
Забыли все, что ты добыл и атом,
И мощь великую сыскал стране…
А как прослыл, со слов Микиты, катом,
Так досе не отмытый, весь в дерьме.
Нет, тут решать, Лаврентий, я не волен.
ОН враз башку мне за тебя снесет.
Уваж меня, постой на фейс-контроле,
А то ведь и СЮДА уж нечисть прет:
На днях пробились (под шумок) с Гайдаром
Бориска в наши райские сады,
Да так шарахнул в кущах перегаром,
Что вмиг скукожились на яблоньках плоды.
А НАШ унюхал… Чтоб не быть потраве,
Решил на сей раз (надо ж!) по уму
И в одночасье тех двоих отправил,
Не к ночи будет сказано, к ТОМУ…
Еще один ломился, с наглой рожей
Совал какие-то зеленые рубли,
Но больно уж с деньгой Июды схожи…
Ну точно, тот, что в лютень* извели.
Не сдюжу, стар, все больше в мире скверны,
Ты подсоби, а там, глядишь, простит…
Виссарионыч тож у нас в резерве…
Сдается, скоро чистка предстоит.
*ЛЮТЕНЬ — февраль у древних славян.
