(По мотивам Крымских сонетов Саула Черниховского)
Стран чуждых хвально чтить искусство,
И их любя, благотворить.
Державин. Соч. II 239.
Стран чуждых хвально чтить искусство,
И их любя, благотворить.
Державин. Соч. II 239.
1.ГОРА ДЕМЕРДЖИ
Одну с другой достойных подружи –
Вершины: Чатыр-даг и Демерджи.
У крымских гор два равные плеча;
Шиповник на яйле и алыча.
Растет на плоскогорье дереза,
Над яйлами беснуется гроза.
Звенят капелью карстовой воды
Пчелиные медовые сады.
За частоколом жердяных оград
Плетется скороспелый виноград.
Стекает солнце зноем на плетень,
Трепещет паутиновая тень.
И смотрит вдаль зеленая Алушта,
И спрашивает у нее: «Неужто?!»
(1909, Алушта)
26.09.11
2. БАХЧИСАРАЙ
Брат брата прокляни, отвергни друга.
Коня обнимет жесткая подпруга.
Помолимся на острый минарет.
Мулла нам пожелает много лет.
Заплачет, вспомнит всадников твоих,
Себя забудет на какой-то миг.
И упадет, своей подвластный карме,
На камышовый половик в казарме.
Кефаль мы ловим с помощью рогожи.
Об этом просим: помоги нам, боже.
И рыбой набивая трюм под праздник,
Мы пьем вино, а на закуску пряник.
Нам обжигает пряные уста
Зеленый уксус Божьего креста.
(1920)
26.09.11
3. В БАХЧИСАРАЙСКОМ ДВОРЦЕ
К фонтану слез приник лицом чужак.
Бассейн иссох. Родник его иссяк.
Потрескалась надгробная доска,
Болит былого горькая тоска.
Былое не оставило следов –
Ни плач невест, ни причитанья вдов.
Весь день на плитах ханского двора
Играется гарема детвора.
На входе бдит рассеянный привратник –
Когда-то верный и надежный ратник.
Ему железный шлем московский воин
Разбив, сказал: ты смерти недостоин.
Здесь призраки Марии и Заремы
Не понимают собственной дилеммы.
(09.10.1920)
26.09.11
4. КЛАДБИЩЕ БЛИЗ БАХЧИСАРАЙСКОГО ДВОРЦА
Косноязычный критик мой, Зоил!
Ты злой и беспощадный Азраил!
Под сенью кипарисов и магнолий
Зачем ты строишь черный Капитолий?
Кому ты посвящаешь этот храм?
Так знай же, недруг мой – уничижитель:
Земли моей обыкновенный житель
Я защищаю от тебя харам!
Владыки глупого амбиции умерьте,–
Я попросил архангелов, дерзя.
Кто праведен, тот не боится смерти,
Кто кается, тому грешить нельзя.
Мы зло творим и думаем, что правы.
Надеемся, что нет на нас управы.
(08.04.1921 года, Одесса)
26.09.11
5. ЧУФУТ-КАЛЕ – ЕВРЕЙСКАЯ СКАЛА,1
О, город торгашей и мертвецов,
Ты не достоин памяти отцов.
Она тебя гордыней напитала,
Она тебя и свергла с пьедестала.
С вершины мира наблюдаю море –
Потомок Маккавеевых родов.
Сидит бродяга на бетонном моле,
На все и вся способен и готов.
А где — то там внизу, в бесплодном иле,
С покорством рабским, запродав отца,
Владыка местный пляшет на могиле
Великого глупца и мудреца.
Мы смотрим и оцениваем разно
Красивое и то, что безобразно.
(13.04.1920)
26.09.11
6. ЧУФУТ-КАЛЕ – ЕВРЕЙСКАЯ СКАЛА, 2
Чуфут-Кале – еврейский город-крепость
Он разорен. И на его руинах
Царит ее величество Нелепость
И бродит сам собой безумный инок.
По арабескам каменных могил
Прошелся демонический Ахилл.
Друг друга не любили наши предки…
Примеры этого и посейчас не редки.
Мы слышим в тишине исповедальной
Железный звон его цепи кандальной.
О, город мой и малый мой народец,
Тебя поил твой спрятанный колодец!
Ты отражал атаки и невзгоду,
Пока твою не отравили воду.
26.09.11
6. ЧУФУТ-КАЛЕ – ЕВРЕЙСКАЯ СКАЛА,11
(вариант)
Тебя построил мой достойный предок
В краю ему враждебных городов.
Он полагал, что плод его трудов
Поможет роду выжить напоследок.
Ты дерзок был. Ты Джаныке-ханым
В пещере прятал от отца тирана,
Кровавый заплатив ему калым
И стал потом издателем Корана.
Ты мне сказал однажды: «Не жалей,
О том, что не сбылось и об ошибках…»
Играет вечность на зеленых скрипках
На мраморном пороге в мавзолей.
Молюсь на плитах древнего амвона –
Последний страж последнего Сиона.
27.09.11
7. СИНАГОГА В ЧУФУТ-КАЛЕ
Безмолвная тоска цветет дурманом.
Не смыть дождю погрома боль и скорбь.
Руина синагоги истуканом
Стоит. Паденье, Господи, ускорь.
Чтоб не терзала взгляд своим укором,
Чтоб я, упав на острия времен,
Окинуть мог незамутненным взором
Долину преткновения племен.
Среди камней, похожих на кораллы,
Трава растет, как море между скал.
Какие силы у меня украли
Мой древний град, который я взыскал.
Мелькают ящерицы. Может, это знак
Того, о чем не скажет известняк.
(26.01.1920)
26.09.11
8. АЙ-ПЕТРИ
Над нами тень гранитного карниза,
Под нами тропы хвойные скользят.
От зарослей яйлы до Симеиза
Ай-Петри простирает вечный взгляд.
Изнемогают от любви татарки
На плоских крышах домиков своих.
Цикадами алупкинские парки,
Поют, не умолкая ни на миг.
Блестят на солнце влажные кувшины.
Вином торгуют трезвые мужчины,
Под липами присели на ковры.
На перевал, что мы преодолели,
Господь послал священные артели
Построить постоялые дворы.
(1920)
25. 09.11.
9. МОРЕ В ЯЛТЕ
Влюбленный Посейдон швартует яхту.
Она полна сокровищ неземных.
Бессмертный царь вновь соблазняет Ялту,
Забыв гаремных нереид своих.
Подвластный семибальному наитью,
Ей старец платья бальные поднес,
Расшитые фиалковою нитью,
Сверкающие, словно купорос.
Но солнечная, словно сноп пшеницы,
Красавица все знает наперед.
Ей ни к чему подводные светлицы,
Пропахший рыбою чешуйчатый урод.
Напрасно он каменьями сорит,
Разжалованный в демоны, старик.
(1920)
25.09.11
10. РЫБАЦКИЙ ОБЫЧАЙ
Как жемчугами раковины плачут,
Дельфины не расскажут никому,
Не потому что это что-то значит,
Они молчат совсем не потому.
Они не скажут о подводном войске,
О тайнах Посейдоновых пещер,
О символах, оставленных на воске
Прозрачных жабр и чешуе химер.
Их суть для понимания проста.
Сокрытая в глубинах красота.
Взывает к нам и к нам благоволит,
Но глухи мы в подобие улит…
Всегда природа с нами заодно,
Но нам её услышать не дано.
(1920)
25-26.09.11
11. ВОДОВОРОТЫ У ВОЛНОРЕЗА
Скал прибрежных ледяные розы
Серебрит рождественский туман
И присесть не может на торосы
Голодом измученный баклан.
Он кричит испуганно и жалко,
Лапами пятная волнорез.
Капли крови полыхают ярко,
Как вино названьем Ай-Серез.
Видит он, как из водоворота,
Подо льдом, как будто на весу,
На баклана непохожий кто-то
Черпает азовскую хамсу.
Птица слышит: «Я сейчас пробью
Для тебя пошире полынью!»
(1920)
26.09.11
12.СТАРАЯ СИНАГОГА В ФЕОДОСИИ
«Привет, мой сын! И ты пришел? Ты тоже?»
Я слышу голос… Уж не ты ли, Боже,
Со мною говоришь. Так дедушка когда-то
Вещал о сложном не замысловато.
Я слышу, Господи, тебя и понимаю.
Я в храме этом был спасен не раз.
Я, как трава, родной земле внимая,
Пришел сюда за этим и сейчас.
Целую взглядом витражи и стены,
Беленые небесным молоком,
Надежные, поэтому не тленны…
Я шел сюда через века пешком
Усталостью измученное тело
Любовь Твоя питала то и дело.
27.09.11
13. НА ГОРЕ МИТРИДАТ (КЕРЧЬ)
На холме Куль-Оба, у гробницы Деметры
Митридата шаги, Геркеулесова поступь.
Километры степей, черепков сантиметры
В отложеньях золы, ищет взгляд, тронет посох.
Запах дегтя, мазута и рыбы
И бондарные дуги, как луки,
И обломки креста, колеса или дыбы,
И полынная память разлуки и муки.
К ним, строителям стен глинобитных вокруг поселений,
К ним, певцам самобытных своих поколений,
Что меняли динары на драхмы торговцам,
Степнякам, рыбакам, виноградарям и холмогорцам…
Я иду к ним твоими дорогами, Крым –
Я домой возвращаюсь, я – твой пилигрим.
(1920)
26.09.11
14.ТАРХАНКУТ
Вздымает шторм девятижильный кнут,
Вскипает пена и трещит шпангоут.
Зловещей тенью встанет Тарханкут
И сердце моряка охватит холод.
Корабль тонет. Колокольный звон
Разносит буря вплоть до Херсонеса.
Доносится в Синопу и Трабзон
Далекая кладбищенская месса.
Тьма-тьмущая ревущих волн. Моряк,
Клянет погасший под дождем маяк.
Спасенный чудом, волей Проведенья,
Скитается в ночи, как приведенье,
Он ищет кров, чтоб помолиться Богу
…И ураган стихает понемногу.
(1921)
26.09.11
15.КЕКЕНЕИЗ
Памяти Бренера
Внимают горы песне хищных птиц.
В ней посвист крыл и клекот горловой.
Грохочет космос трепетом зарниц
Ты нас покинул. Ты ушел домой.
Рыдает по тебе Кекенеиз
И говорит: не предадим Завета!
Змеится в страхе, уползает Зиз –
Коварный враг любви, добра и света.
В последний раз прощаемся с тобой,
Роняя слезы, молнии роняя.
Пастух с кнутом идет за чередой…
Пастух людей, нас по Себе равняя,
Он дал нам жизнь. Ее Он знает срок.
Ты отбыл свой. Ты вышел за порог.
(27.05.1921)
27.09.11
Шаул (Саул) Черниховский и его «Крымские сонеты»
Саул (Шаул) Гутманович ЧЕРНИХОВСКИЙ (1875-1943) является одним из основоположников современной поэзии на иврите. Врач по образованию, Черниховский известен, прежде всего, как выдающийся еврейский поэт и переводчик. Родившийся в селе Михайловка Таврической губернии (Мелитопольский район), Черниховский с детства проявлял незаурядные лингвистические способности, выучившись в пять лет читать по-русски, а в семь – на иврите. За неимением в селе Михайловка другой школы, начальное образование Черниховский получил в русской школе для девочек. Уже в юном возрасте он писал на иврите и на русском. С 1893 по 1896 Черниховский учился в еврейском коммерческом училище в Одессе, где осваивал европейские языки и знакомился с классической европейской литературой. Позднее Черниховский изучал естествознание и медицину в университетах Хайдельберга (1899-1903) и Лозанны (1903-1905); прослушал также ряд курсов по философии и литературе. В 1922 году, покинув Россию. С 1931 года он проживал в Палестине, где и умер в 1943 году, не дожив всего несколько лет до создания государства Израиль.
Черниховский оставил богатейшее литературное наследие: поэмы, баллады, идиллии, переводы, что справедливо дало ему право называться одним из крупнейших еврейских поэтов ХХ века. Зарисовки из сельского быта евреев северных областей Таврической губернии (Мелитопольский район) присутствуют в его ранних идиллиях, перевод которых на русский язык был осуществлен В. Ходасевичем.
До революции Черниховский неоднократно посещал Крым. В 1919 году поэт приезжает в Симферополь, где останавливается у известного политического деятеля Максима Винавера. Именно в этот период он получает возможность более детально познакомиться с природой и историей Крыма. В 1921 году Черниховский публикует сборник «Сонетот Крым» (Крымские сонеты), в который входят 15 сонетов, написанных на изысканном литературном иврите. Как и многие другие российские поэты, в своих литературных странствиях по Крыму Черниховский, несомненно, подражал «Крымским сонетам» Адама Мицкевича, что явственно видно из названия сборника и тематики сонетов. Интересно, что, идя стопами Мицкевича, он посвятил свои стихи Южному берегу Крыма, Ялте, Кекенеизу, Демерджи…
Зоя Копельман
«Перепевы Шаула»
переводы «Крымских сонетов» Саула Черниховского
(из письма автору)
Во всех, мастерски описанных тобою и Саулом Черниховским местах бывал не только я. Вот каким увидел Чуфут-Кале Алексей Константинович Толстой:
…И город вымер.
Здесь и там
Остатки башен по стенам,
Кривые улицы, кладбища,
Пещеры, рытые в скалах.
Давно безлюдные жилища,
Обломки, камни, пыль и прах…
А вот что у Саула Черниховского в твоём переводе:
… Среди камней, похожих на кораллы,
Трава растёт, как море между скал.
Какие силы у меня украли
Мой древний град, который я взыскал?
Мелькают ящерицы. Может, это знак
Того, о чём не скажет известняк.
И все-таки, несмотря на «пыль и прах» и то, «о чём не скажет известняк», есть памятники, прекрасно сохранившиеся: караимские кенасы, мавзолей Джаныке-ханым, искусственные пещеры, дубовые ворота, обитые железными полосами ручной ковки, мраморные плиты с неразгаданными пока знаками…
А то, что ты прислонился к еврейской культуре, это тоже добрый знак и памятник Володе Орлову, который тебя любил. И я почему-то через годы и расстояния стал тебя любить поэта Валерия Митрохина.
Однажды мне довелось летать над Мангупом в самолете сельскохозяйственной авиации. Эту гору не спутаешь ни с какой другой! Сверху она похожа на кисть руки с растопыренными пальцами…
Четыре пальца – мысы: Западный – Чам-лы-Бурун (в переводе «сосновый»), Северо-западный – Чуфут-Чеар-ган-Бурун (мыс вызова иудеев), Северо-восточный – Елли-Бурун (ветреный) и Восточный – Тешкли-Бурун (дырявый)».
Я уверен, что и здесь бывали и ты, и Саул, коль так написали:
С вершины мира наблюдаю море –
Потомок Маккавеевых родов.
Сидит бродяга на бетонном моле
На всё и вся способен и готов …
Мы смотрим и оцениваем разно
Красивое и то, что безобразно».
Да это верно, мы по-разному оцениваем день сегодняшний, глядя глазами Саула Черниховского в прекрасных переводах Валерия Митрохина.
Ты на правильном пути, Валера! И не сворачивай на обочину!
Михаил Лезинский,
член Международного Сообщества писательских Союзов;
член Союза русскоязычных писателей Израиля; член Союза русских, украинских и белорусских писателей; член Союза писателей Крыма; член Международного Союза писателей «Новый Современник»; член Всемирного Клуба одесситов,
Хайфа
29.09.11
