В перерывах истерик медленно выходя из комнаты,
Волосы в хвост собрав,
подпоясавшись,
Посылая куда подальше обрыдлый колокол —
он вслед орал
«Грешная!…В перерывах истерик медленно выходя из комнаты,
Волосы в хвост собрав,
подпоясавшись,
Посылая куда подальше обрыдлый колокол —
он вслед орал
«Грешная!
Грешная ты!
К р е с т и с ь!»
Он мне виски
тисками
стискивал,
в гроб затаскивал,
Там хохотал торжествующе над обелисками,
Маску стаскивал.
Шепчу ему — «Наклонись пониже,
дай ухо своё колокольное для пары
предсмертных слов!»
Рожу спустил,
а я — слюной пожиже
прямо химере плюю в позолоченный
позолотой
лоб.
Басом завыл,
задрожал,
голосом землю выжег.
Крылом по плечу мне ударил ворон, навзрыд крича.
Образ твой — свяще мне всех евангельских вместе взятых книжек,
Образ твой рубит голову гаже любого охального палача.
Я иду по улице чинно-мирно,
Солнце кусает сетчатку;
зрачок кошачий.
Я протираю глаза формалином
пальцами формалиновыми:
Что тебе, счастье-несчастье моё,
о себе рассказать ещё?
Нынче вот, в думах своих стою,
Чувствую — смотрят:
затылок совсем запёкся.
Было голову
поворачиваю,
Взгляд
полублёклый
взлетел,
устремился, но…
тут же
осёкся.
Господи!
Бред ли?
Родной овал!
В синем глазу потемнее точечка!
И тотчас же становишься мигом жива,
Будто ток протрещал
по проводу
позвоночника.
…Не ты…
Надо мною смеётся Бог.
Ладошки массирует подлый колокол:
Он резко
железом калёным
под дых,
свинцом ощетинился вздох
И прогоркл.
Взвою, болью внутри проплавленная!
Вопль вырвется, грудину мне иссеча.
Мальчик!
Взгляд твой
опиумом отравленный?
Что ж мне мерещится везде с тобой встреча?..
Только бежать.
Без оглядки, разбору,
Дикий зверь в клетке города
долго не выживет.
А мне бы скомкать все бумаги-бугоры,
Что в карте
между нашими городами
выложили.
И врываться домой, словно на поле боя,
Мир опалён пожаром псевдобогем.
Штормом штормят мои прибои
Где ты сегодня?
С кем?
Мотылёк улетит от лампы в сумерки.
Я, лёжа на спине,
руки за голову,
Рисую мысленно циферки,
буковки,
И их беру за твою основу.
Эй, Наверху!
Я сорвала
с цепочки своей
простенький медный крест.
Молиться Тебе? Сатане?
— Не верю!
Да хоть стихам!
Лишь бы забыть поскорее
этот треклятый
цвет.
А коль Ты есть — зачем небо выдумал?..
Как позволил другим, кто не он,
царственную
морскую синь
носить?!
Да, голубоглазые, верно, от лукавого.
Ты им — душу,
да душонки мало им.
Любить? — Наивный!
Будь готов любить и ненавидеть.
Будь готов
нутро
преподносить.
