Роберт Фрост Нью-Хэмпшир, вторая часть
(С английского).
215 — 413
Добравшись до нью-хэмпширских высот,
теперь сознаюсь, как меня смутило, —
(С английского).
215 — 413
Добравшись до нью-хэмпширских высот,
теперь сознаюсь, как меня смутило, —
что Эмерсон* сказал про этот штат:
\»Бог, издеваясь над прекрасным краем,
там поселил совсем ничтожный люд\».
А в Массачусеттсе сказала дама,
что дублинская** дача ей плоха
и весь Нью-Хэмпшир тоже не пригоден.
Когда спросил, чем этот штат ей плох,
ответила, что там одни бедняги.
Опять её спросил, в чём их беда,
сказала: \»Гляньте в собственные книги\».
Как автор я могу и впрямь признать,
что многие из этих книг критичны,
но я не обвиняю целый штат
и нацию во всём её составе.
Могу сказать, что все мои труды —
защита окружающей среды.
Отказываюсь привыкать хоть малость,
каков бы ни был неприятный сдвиг
в темературах, влажности и в почвах.
Я тщательно болезненно слежу
за всеми переменами в природе.
Учёл, где я; кто я; что мне подстать,
раз взялся обо всём писать.
Мне вдосталь всяческих ночных терзаний.
Молюсь, как Марло***, взял с него пример:
\»О Господи ! Здесь Ад, но я снаружи\».
Мне жаль Ирландию, Россию, Самоа.
Британию, Италию и Францию — чуть меньше.
Романы я в Нью-Хэмпшире писал,
но целил зачастую не в Нью-Хэмпшир.
Покинув Массачусеттс год назад,
за пару дней хотел я сделать выбор:
Коннектикут, Нью-Йорк или Вермонт,
Род-Айленд или, может быть, Нью-Хэмпшир ?
Где дальше жить ? Нью-Хэмпшир, тут как тут,
лежал за самой близкою границей.
Я не имел иллюзий в голове,
что там я отыщу людей получше,
чем я оставил позади себя.
Я не надеялся. Но эти люди были.
Я в Массачусеттсе таких не знал,
как Бартлетт, что из Рэймонда** (теперь он в Колорадо);
как Гэй из Аткинсона**; Линч из Вифлеема**;
как Холл, что из Уиндхэма**; как Харрис, что из Дерри**.
Для массачусеттцев с давнишних пор
нью-хэмпширский народ — предмет насмешек,
бедняги из прекраснейшей земли.
Не знаю, что сказать об этих людях.
В искусствах удалось им преуспеть.
Могло быть хуже. Русского романа
в Америке никто б не написал,
поскольку нет такой ужасной жизни.
Но ущипнёт — так слышится протест.
Тогда литература оживает.
И всё же эта боль невелика,
и нет большой причины для страданья.
Так местным романистам не суметь
представить свету новых Достоевских, —
рисуя процветанье и комфорт.
Тут только выхлоп пара, а не горе.
В России у руля другой режим
и в жизни коренные перемены.
И, если здравые, тогда не грех
сказать, пусть прочно держит оборону.
В ответ ей: \»Поллианна**** или смерть !\».
Нам говорят про новый век свободы.
Пусть так. Но в государстве не создашь
литературы, где бы уживались
и гнев и невстревоженный покой.
Изображу насколько мы разумны.
Здесь есть Уоррен, фермер, мой сосед.
Его коняга вдруг остановился
передо мной при встрече на пути.
Сосед, хотевший, видно, пообщаться,
сказал от недостатка лучших тем:
\»Как выли гончие на Музилоке**** ?
Они напомнили мне прежний шум,
когда позорили викторианцев,
а Брайан***** этого не осознал,
став выше партий и примкнувши к хору.
С викторианством, как я убеждён
был очень тесно связан Джон Л.Дарвин*****\».
Я помахал соседу и коню.
Когда был разорён один знакомец,
то сам на ферме подпалил свой дом
и умудрился получить страховку,
а деньги все извёл на телескоп,
поскольку с детства просто бредил небом,
хотел глазами инопланетян,
представить, где в пространстве наше место.
Когда б я выбирал, кого вздымать:
народ, не то возвышенные горы,
я выбрал бы возвышенные горы.
В Нью-Хэмпшире меня всегда гнетёт,
что горы здесь не поражают ростом.
Не думал так, стал думать лишь потом,
когда разочарованно поднялся
и стал оценивать, каков мой вид,
когда я сверху. Кто нам узаконит,
какая высота уже гора,
пусть здесь, в Нью-Хэмпшире, и где угодно.
Какую силу обрету в себе,
когда я, грозно сотрясая горы,
смогу поднять их к утренней звезде ?
Не съездить ли, чтоб это сделать, в Альпы?
Не углядеть ли этакий момент
в высоких облаках, где тают пики
на фоне мизерного бытия,
где Линкольн с Лафайетом и Свободой ?
Увижу, глядя вверх, как высоко,
взлетел бы взрыв над низменной основой.
Но врядли б что взнесло меня на трон
моих чудных духовных вожделений.
Но виден был трагичный прецедент
на здешних картах древнего рельефа.
Здесь горы были больше высотой —
взамен пяти, по десять тысяч футов.
У них была жестокая судьба,
пять тысяч футов — это слишком мало.
Я никогда не сочинял идей
об улучшении людской породы,
эато всегда был очень плодовит,
планируя в мечтах, и днём и ночью,
как приподнять вершины снежных гор,
чтоб сверху, где небесный кругозор,
студёный воздух заливал простор,
где б иней, вместо рос, блестел, как звёзды.
Чем становлюсь пристрастнее к среде,
тем чаще норовлю забраться в горы.
Втащил на кручу дюжий проводник.
Он снял замок, включая механизм.
Как длинная рука, вскочила штанга,
ломавшая ему спинной хребет.
Он будто заплясал, прощаясь с жизнью.
Пошла неразбериха и ругня.
Когда его поволокло зигзагом,
мы, без сомненья, слышали слова —
вблизи от нас: \»Вот чёрт ! Ведь был в порядке.
Проклятие ! Ведь сам его собрал\».
Robert Frost New Hampshire
215 — 413
I had been coming to New Hampshire mountains.
And here I am and what am I to say?
Here first my theme becomes embarrassing.
Emerson said, \»The God who made New Hampshire
Taunted the lofty land with little men.\»
Another Massachusetts poet said,
\»I go no more to summer in New Hampshire.
I\’ve given up my summer place in Dublin**.\»
But when I asked to know what ailed New Hampshire,
She said she couldn\’t stand the people in it,
The little men (it\’s Massachusetts speaking).
And when I asked to know what ailed the people,
She said, \»Go read your own books and find out.\»
I may as well confess myself the author
Of several books against the world in general.
To take them as against a special state
Or even nation\’s to restrict my meaning.
I\’m what is called a sensibilitist,
Or otherwise an environmentalist.
I refuse to adapt myself a mite
To any change from hot to cold, from wet
To dry, from poor to rich, or back again.
I make a virtue of my suffering
From nearly everything that goes on round me.
In other words, I know wherever I am,
Being the creature of literature I am,
1 shall not lack for pain to keep me awake.
Kit Marlowe*** taught me how to say my prayers:
\»Why, this is Hell, nor am I out of it.\»
Samoa, Russia, Ireland I complain of,
No less than England, France, and Italy.
Because I wrote my novels in New Hampshire
Is no proof that I aimed them at New Hampshire.
When I left Massachusetts years ago
Between two days, the reason why I sought
New Hampshire, not Connecticut,
Rhode Island, New York, or Vermont was this:
Where I was living then, New Hampshire offered
The nearest boundary to escape across.
I hadn\’t an illusion in my handbag
About the people being better there
Than those I left behind. I thought they weren\’t.
I thought they couldn\’t be. And yet they were.
I\’d sure had no such friends in Massachusetts
As Hall of Windham**, Gay of Atkinson**,
Bartlett of Raymond** (now of Colorado),
Harris of Derry**, and Lynch of Bethlehem**.
The glorious bards of Massachusetts seem
To want to make New Hampshire people over.
They taunt the lofty land with little men.
I don\’t know what to say about the people.
For art\’s sake one could almost wish them worse
Rather than better. How are we to write
The Russian novel in America
As long as life goes so unterribly?
There is the pinch from which our only outcry
In literature to date is heard to come.
We get what little misery we can
Out of not having cause for misery.
It makes the guild of novel writers sick
To be expected to be Dostoievskis
On nothing worse than too much luck and comfort.
This is not sorrow, though; it\’s just the vapors,
And recognized as such in Russia itself
Under the new regime, and so forbidden.
If well it is with Russia, then feel free
To say so or be stood against the wall
And shot. It\’s Pollyanna now or death.
This, then, is the new freedom we hear tell of;
And very sensible. No state can build
A literature that shall at once be sound
And sad on a foundation of well-being.
To show the level of intelligence
Among us: it was just a Warren farmer
Whose horse had pulled him short up in the road
By me, a stranger. This is what he said,
From nothing but embarrassment and want
Of anything more sociable to say:
\»You hear those bound dogs sing on Moosilauke?
Well, they remind me of the hue and cry
We\’ve heard against the Mid-Victorians
And never rightly understood till Bryan
Retired from politics and joined the chorus.
The matter with the Mid-Victorians
Seems to have been a man named John L.Darwin.\»
\»Go \’long,\» I said to him, he to his horse.
I knew a man who failing as a farmer
Burned down his farmhouse for the fire insurance,
And spent the proceeds on a telescope
To satisfy a lifelong curiosity
About our place among the infinities.
And how was that for otherworldliness?
If I must choose which I would elevate —
The people or the already lofty mountains
I\’d elevate the already lofty mountains
The only fault I find with old New Hampshire
Is that her mountains aren\’t quite high enough.
I was not always so; I\’ve come to be so.
How, to my sorrow, how have I attained
A height from which to look down critical
On mountains? What has given me assurance
To say what height becomes New Hampshire mountains,
Or any mountains? Can it be some strength
I feel, as of an earthquake in my back,
To heave them higher to the morning star?
Can it be foreign travel in the Alps?
Or having seen and credited a moment
The solid molding of vast peaks of cloud
Behind the pitiful reality
Of Lincoln, Lafayette, and Liberty?
Or some such sense as says bow high shall jet
The fountain in proportion to the basin?
No, none of these has raised me to my throne
Of intellectual dissatisfaction,
But the sad accident of having seen
Our actual mountains given in a map
Of early times as twice the height they are—
Ten thousand feet instead of only five—
Which shows how sad an accident may be.
Five thousand is no longer high enough.
Whereas I never had a good idea
About improving people in the world,
Here I am overfertile in suggestion,
And cannot rest from planning day or night
How high I\’d thrust the peaks in summer snow
To tap the upper sky and draw a flow
Of frosty night air on the vale below
\»Заколдованная\» 342-я строчка: (смотреть ранее —
в первой части \»Нью-Хемпшира\»).
The more the sensibilitist I am
The more I seem to want my mountains wild;
The way the wiry gang-boss liked the logjam.
After he\’d picked the lock and got it started,
He dodged a log that lifted like an arm
Against the sky to break his back for him,
Then came in dancing, skipping with his life
Across the roar and chaos, and the words
We saw him say along the zigzag journey
Were doubtless as the words we heard him say
On coming nearer: \»Wasn\’t she an i-deal
Son-of-a-bitch? You bet she was an i-deal.\»
For all her mountains fall a little short,
Her people not quite short enough for Art,
She\’s still New Hampshire; a most restful state.
Lately in converse with a New York alec
About the new school of the pseudo-phallic,
I found myself in a close corner where
I bad to make an almost funny choice.
\»Choose you which you will be—a prude, or puke,
Mewling and puking in the public arms.\»
\»Me for the hills where I don’t have to choose.”
\»But if you bad to choose, which would you be?\»
I wouldn\’t be a prude afraid of nature.
I know a man who took a double ax
And went alone against a grove of trees;
But his heart failing him, he dropped the ax
And ran for shelter quoting Matthew Arnold:
\»\’Nature is cruel, man is sick of blood\’:
There s been enough shed without shedding mine.
Remember Birnam Wood! The wood\’s in flux!\»
He had a special terror of the flux
That showed itself in dendrophobia.
The only decent tree had been to mill
And educated into boards, be said.
He knew too well for any earthly use
The line where man leaves off and nature starts.
And never overstepped it save in dreams.
He stood on the safe side of the line talking—
Which is sheer Matthew Arnoldism,
The cult of one who owned himself \»a foiled
Circuitous wanderer,\» and \»took dejectedly
His seat upon the intellectual throne\»—
Agreed in \’frowning on these improvised
Altars the woods are full of nowadays,
Again as in the days when Ahaz sinned
By worship under green trees in the open.
Scarcely a mile but that I come on one,
A black-checked stone and stick of rain-washed charcoal.
Even to say the groves were God\’s first temples
Comes too near to Ahaz\’ sin for safety.
Nothing not built with hands of course is sacred.
But here is not a question of what\’s sacred;
Rather of what to face or run away from.
I\’d hate to be a runaway from nature.
And neither would I choose to be a puke
Who cares not what be does in company,
And when he can\’t do anything, falls back
On words, and tries his worst to make words speak
Louder than actions, and sometimes achieves it.
It seems a narrow choice the age insists on
How about being a good Greek, for instance)
That course, they tell me, isn\’t offered this year.
\»Come, but this isn\’t choosing—puke or prude?\»
Well, if I have to choose one or the other,
I choose to be a plain New Hampshire farmer
With an income in cash of, say, a thousand
(From, say, a publisher in New York City).
It\’s restful to arrive at a decision,
And restful just to think about New Hampshire.
At present I am living in Vermont.
1923 \»New Hampshire\»
Примечание.
В Интернете переводов произведения \»Нью-Хэмпшир\» на русский язык не обнаружено.
*Эмерсон — Ralph Waldo Emerson (1803-1882), сын пастора, выпускник Гарварда,
сам пастор в молодости, затем популярный проповедник и лектор, выступавший
в США, Канаде, Англии, Франции, автор 190 проповедей, церковный диссидент,
эссеист, поэт, писатель, критик, ставший после Бенжамена Франклина духовным лидером американской нации; философ, проповедывавший прагматизм, индивидуализм, трансцендентализм. Он оказал большое влияние на взгляды Г.Торо, Г.Мелвилла, У.Уитмена, Э.Дикинсон, Р.Фроста, Ницше, Льва Толстого.
Его противниками были Н.Готорн и Э.По.
**Dublin, Windham, Atkinson, Raymond, Derry, Bethlehem — небольшие и совсем малые города и городки в разных графствах штата Нью-Хэмпшир.
***Кит Марло, Кристофер Марло (1564-1593) — английский поэт, переводчик, драматург-трагик, авантюрист, один из самых выдающихся предшественников и
современников У.Шекспира.
****Поллианна — героиня нашумевшего в 1913 г. романа-бестселлера американской писательницы Элеоноры Портер. Потом вышло продолжение, другие
писатели издавали подражания, по роману снимались фильмы: с Мэри Пткфорд в
главной роли в 1920 г., на студии Диснея в 1960 г. Роман вошёл в состав
классических произведений американской детской литературы. Р.Фрост противопоставляет таким поделкам лучшие произведения русской классики.
*****Музилок — гора в штате Нью-Хэмпшир, \»Лысая гора\» — на языке местных
индейцев. Высота 1464 м. Излюбленное туристами место.
******Брайан — возможно известный культуролог, автор многих книг, — Bryan N.S.Gooch.
******Джон Л.Дарвин — трудно сказать существовал ли такой человек в действительности. Возможно Р.Фрост соединил фамилию Чарлза Дарвина с инициалами Джона Л.Салливана. John Lawrence Sallivan (1858-1918)- родившийся
в Бостоне первый современный чемпион мира по боксу в тяжёлом весе.
