А может, и правда, разбиться,
как лодка о кафельный быт?..
Любовь ничего не боится —
кастрюли, блины, профицит.
Такое нелёгкое дело –
\»белить своего…А может, и правда, разбиться,
как лодка о кафельный быт?..
Любовь ничего не боится —
кастрюли, блины, профицит.
Такое нелёгкое дело –
\»белить своего потолка\»,
до блеска, до писка, до мела,
как пальцем крутить у виска.
Проснуться? Вернуться? О, Боже!
Куда там! Зови – не зови!
Что пишут? Всё то же, всё то же…
О вечной и верной любви,
о мире, что вечно распорот,
а лучше бы, больше о том —
о вороне-ёжике. Город,
где есть такой \»улиццадом\»…
У осени шапочка лисья,
а время идёт и идёт,
и скоро осыплются листья,
а там и опять Новый год…
Здесь рощи, и кущи, и тыщи,
и вещи, и мороси, и…
Здесь белый брутальный котище
обходит владенья свои,
по-прежнему машут и пляшут,
по-прежнему сеют и жнут,
а те, кто и вашим, и нашим,
по-прежнему ждут и не ждут.
Здесь линии ливней и будней,
асфальтовый «шиношуршат»
и как-то не стало безлюдней —
всё так же визжат, дребезжат…
Не то, чтобы, чётко и внятно,
но вроде никто не забыт…
Письмо? Пустячок, но приятно,
а город поймёт и простит.
