У него нет врагов. У него все друзья.

У него нет врагов. У него все друзья.
У него впереди все дороги.
Он из тех, кто все мог, не смотря на \»Нельзя\»,
Он из тех, кого было так много.

На него положиться — святое из дел.
Никогда не бросал и не трусил.
Он ответственным был, как бы кто не хотел.
Свою совесть и нервы сворачивал в узел.

В его смехе был звон, а в глазах — только свет.
Он любил. И по-честному верил.
Его возраст всегда и для всех — двадцать лет.
Был веселым, и дерзким, и смелым.

И когда ты ревел, утыкаясь в плечо,
Он все знал о тебе и о ней.
\»Бро, ты сильный, я знаю! Тебе нипочем
Перемены потерянных дней…\»

Но в глазах пустота, и стеклянны они.
Он как-будто бы стал неживой.
В этих добрых глазах вдруг погасли огни,
Он забрал все, что было, с собой.

Его смех навсегда растворился. И здесь
Не услышать знакомых шагов,
Что от стойки до сцены их десять и есть,
Ровно столько, чтоб стал он готов.

И в руках не планшет, и не ключ, и не нож.
И не платиновый револьвер.
Только ручка, что скальпель. Ни с кем он не схож.
Это личное что-то наверное.

Он в руках пластилином разжевывал страх,
Высыпая сквозь трещины вен
Душу пылью стеклянной, что в этих глазах,
Зажигала огни перемен.

А теперь тишина. И внутри никого.
И не слышно шагов изнутри.
Тот, что скальпелем резал и штопал строкой,
Вдруг остался у всех позади.

Он и там, наверху, стопудов весельчак.
И на тех отжигает дорогах.
Здесь он был, кто все мог, не смотря на \»нельзя\».
Здесь он был, кого было так много.